– Санек! Какие люди! А я уж думал, ты к нам и не зайдешь после госпиталя! Сразу на фронт! – Мишенька со всей радостной дури хлопнул Александра по предплечью. Мужчина еле заметно поморщился – рука еще болела после ранения. Мишенька, которого звали вовсе не Михаил, а Леха, был здоровенным амбалом с таким свирепым лицом, что не знающие его люди старались обходить Алексея стороной. Свое детское прозвище Алексей получил из-за фамилии Медведев и она накрепко к нему прилипло.
– Генерал велел зайти. Что-то хочет мне перед отъездом сказать, – вымученно улыбнулся Александр. Рука от "приветствия" все еще ныла. Лечащий врач настоятельно рекомендовал ему еще хотя бы месяц отдыха, чтобы рука окончательно зажила, но майору Ершову сама мысль о том, что он будет праздно валяться дома на диване, была противна.
– Ты так совсем нас забудешь! – прогудел Мишенька. – Или что, работа обычного сыскаря тебе теперь не в кассу? Хочешь боевых подвигов и всемирного признания? Думаешь, если не будешь вылазить из горячих точек, к тридцати пяти генералом станешь?
– Не в этом дело, Мишаня, не в этом дело! – Александр понял, что коллега сейчас усядется на своего любимого конька и избавиться от него будет не так просто. Алексей хоть и был здоровым детиной, но острым умом, так желательным для следователя, не отличался. Ему поручали самые примитивные дела (кто-то же должен был пугать дворовую шпану и выслушивать бабушек у подъездов!), которые почти не нуждались в расследовании, но требовали заполнения массы документов.
И то, и то у Алексея получалось очень хорошо: поговорить он любил, да и писанина ему была в радость, так как мужчина очень гордился своим каллиграфическим почерком, коему в детстве обучила его строгая мать-учительница. Его отчеты всегда ставили в пример за аккуратность и разборчивость написанного. Но почему-то это никак не влияло на продвижение Мишани по карьерной лестнице. В двадцать семь лет он все еще продолжал оставаться старшим лейтенантом, чему очень огорчался и не упускал случая, чтобы намекнуть старшим по званию товарищам об их незаслуженном повышении.
Александр понимал обиду Алексея и не обижался, когда тот пытался уличить его в "кумовстве" с генералом. Да и виделись они крайне редко. Ершов пропадал в горячих точках и редко появлялся в родном отделе полиции.
Улыбнувшись коллеге, Александр продолжил свой путь к выходу. Он заехал на работу, чтобы подписать очередную командировку, но получил приказ явиться к генералу. Решив, что Иван Петрович хочет дать ему какое-то поручение или что-то послать своему коллеге и, по совместительству, брату, под командованием которого Александр находился на передовой, мужчина поспешил к начальнику.
– Саша! Ну наконец-то! – обрадовался Иван Петрович. – А я жду, жду!
– Доктор Маслов не хотел со мной расставаться!
– Знаю! Он и мне звонил. Просил на тебя повлиять. Видано ли дело: у тебя нерв какой-то задет, тебе еще курс реабилитации нужно бы пройти, а ты воевать собрался!
– Да какая реабилитация? – отмахнулся Александр. – Обычное ранение! Не впервой! Работа лучше любых лекарств силы восстановит! Не идите на поводу у Маслова. Ему бы лишь человека подольше таблетками пичкать!
– Не скажи, Саша. Я видел твою историю болезни. Доктор мне показывал…
– Вот засра…ц! – выругался мужчина. – А как же врачебная тайна?
– В таких случаях можно! – строго прикрикнул генерал. – Ты просто не понимаешь всю серьезность своей раны! У тебя задет какой-то особенный нерв. Если не пролечиться – болячка пойдет дальше. Руку может парализовать, а затем… Страшно подумать!
– Но… Иван Петрович… – Александр все это уже слышал, но не придал значения. А вот генерал, по всей видимости, впечатлился. – Что вы хотите этим сказать? – неприятная догадка стала закрадываться в голову мужчины.
