Я сидела на стуле перед массивным столом из красного дерева и держала в напряжение прямую спину, нервничая под тяжёлым взглядом Немцова. Когда-то, будучи подростком, я заболела им, и с годами моя болезнь не излечилась, а переросла в хроническую.
В Игната невозможно было не влюбиться. Высокий, широкоплечий, жилистый. Сколько его знала, он всегда уделял время на спортзал и следил за своей внешностью. Мажор, баловень судьбы, лакомый кусочек для всего женского окружения повзрослел, стал ещё круче, привлекательнее и возглавил корпорацию отца, после внезапной кончины старшего Немцова.
Несмотря на мою тайную любовь к Игнату, я не зацикливалась на ожидание и верности, отлично осознавая своё место. Дочь финансового директора, хоть и приближённого к семье, но всего лишь наёмного работника. Это, как любить певца или актёра. Восхищаешься, страдаешь, мечтаешь перед сном, а он всё так же недостижим для тебя.
К своим двадцати четырём годам у меня случилось два бурных романа, закончившиеся полным разрывом после предложения руки и сердца. Не видела я себя в роли жены. То ли песочные часы не досыпали до нужного этапа, то ли мужчины рядом были не те.
– Игнат, папа работает на вашу семью больше тридцати лет, честно выполняя свои обязанности, – после дежурных приветствий, начала свою речь. – Лев Владимирович всегда доверял ему, советовался, прежде чем принять важное решение. Папа не мог украсть деньги. Только не он. Ты же знаешь его с детства.
Немцов переплёл пальцы, хрустнув суставами, нарочито медленно потёр щетину на скуле, окинул меня пренебрежительным взглядом и, достав из ящика тонкую папку, бросил на стол передо мной.
– Твой отец не деньги украл, – ровно, с металлической тональностью произнёс Игнат. – Он обворовал компанию на охрененную сумму бабла. В евро. Посмотри отчёт службы безопасности и оцени ущерб.
Если я ещё смогла скрыть нервную дрожь в теле, то подрагивание пальцев оказалось не в моём подчинение. Папка елозила по отполированной поверхности, а верхний лист не поддавался захвату. Казалось, стоит взять его, и по руке полоснёт электрическим разрядом. Да и что я сейчас могла рассмотреть, когда на белой бумаге расползались чёрные строчки, отказываясь выстраиваться в слова.
– Игнат, его подставили, – перевела на мужчину несбыточных грёз взгляд. – Он бы никогда. Проведи ещё одну проверку, ознакомься с нашими расходами. Уверена, если бы папа воровал, то мы жили бы на более широкую ногу.
– Я не собираюсь дополнительно что-то проверять. Моё время слишком дорого стоит, – Немцов встал, обошёл стол и направился к двери. – Пусть разбираются в следственном отделе, а твой отец посидит за решёткой. Думаю, признательных показаний от него добьются быстро.
Внутри всё заледенело от его слов, грудную клетку разрывало от сбившегося дыхания, лёгкие, казалось, раздулись, как кузнечные меха, и отказывались схлопываться обратно, чтобы выпустить остывающий воздух, впивающийся ледяным иголками.
– Послушай, отцу шестьдесят пять лет, у него больное сердце. Ему нельзя в тюрьму. Папа не вынесет. Умрёт там.
Я сползла со стула, плюхнулась на колени и поползла к Немцову, представшему вершителем судеб. Было плевать на унизительность своего положения и состояния. Единственное, что в данный момент представлялось ценным и важным, так только жизнь отца, заменившего мне умершую при родах маму.
– Забери дом, бабушкину квартиру, украшения, деньги со счёта, но не отправляй папу в камеру, – добралась на коленях до него и вцепилась в руку, тянущуюся к ручке, чтобы выпроводить меня из кабинета.
– Ваши копейки не покроют и десятой части сворованного, – отмахнулся, делая шаг в сторону и стряхивая с рукава пиджака невидимую грязь. – Не в моих принципах заниматься благотворительностью.
