<...> Обрадовать мне тебя
нечем. Я дошел до Одноглазой, но увы. Махиним не может перевести Ма
обратно в Альдари, храм в Серкеле не принадлежит Ордену. Эн Тешуд
своего мнения не изменил, впрочем, чего ещё ждать от хрена,
подписавшего Ма назначение.
Была небольшая надежда на то,
что тётушка всё-таки чего-нибудь добьётся от их матриарха, но увы.
Манихим сказала, что их матриарх отправилась на Суд, неделю назад,
как я пишу это письмо (сегодня 21 число). Это всё ужасная тайна,
никто ни о чём не объявлял, все делают вид, что ничего не
случилось. Уж не знаю, чего ждут. Дня два назад в городе была Играс
(представляешь, эта карга взяла себе ученицу? Совсем девчонка, вот
же ей не повезло), я попытался с ней поговорить о Ма, но не вышло.
Её, похоже, на время выборов, решили выслать из Альдари, что её
очевидно ужасно злит. Когда я заикнулся о Майе, её чуть не
разорвало. Рычала, чтобы я и думать о ней забыл, чтобы я унял
тётушку, чтобы мы вынули свои носы из дел сестринства. Потом
успокоилась и извинилась, да, но я ни разу в жизни не видел её
настолько не в духе.
…видишь, какой я скромный,
написал сначала про Ма, а потом уже что получил костис
мастера-дознавателя. Возможно, если дела в Городе не осложнятся, то
я съезжу весной в Серкел сам, и посмотрю, что там такого
интересного, что Ма отказывается возвращаться.
Из переписки мастера-дознавателя
Ордена Сулы Намтара и рыцаря-оружейника Ордена Кадма Анзума,
1
Осень в Шеркеле начиналась либо
поздно, но бурями и грозами, либо рано – гораздо раньше, чем в
Альдари! – но тянулась долго-долго, мягко-мягко. В этом году нам
повезло, и осень началась рано. С озера по-прежнему тянуло тёплым
ветром, а деревья укутались в золотые ореолы. Наше озеро стало
похоже на зеркало в сияющей оправе, а склоны каменных холмов – на
пёстрый пертежский ковёр, и в ясную погоду я терялась, в какую
сторону смотреть и где вид красивее.
Моя – ладно, наша – машина медленно
катился по едва угадывающейся лесной дороге. Весной здесь прошёл
трактор и пропахал молодую поросль, а следом тяжёлый тягач укатал
распаханное. После начальство решило, что нашей заставе такая
дорогая машина не нужна, и велело перегнать тягач за озеро на
лесозаготовки. Там он ближе к концу лета развалился, что вызвало
небольшой скандал и обильную переписку с Альдари. Начальник
лесопилки попытались выставить виноватым нашего коменданта Рахаила,
мол, тягач пришёл уже выработавшим свой ресурс, но старик сумел
отбиться. Это было ожидаемо, на самом деле, я вот в нём лично не
сомневалась. Простые люди в таких местах по десять лет комендантами
не сидят. Но настроение Рахаила из-за телеграфных разборок
испортилось и уже вторую неделю не желало улучшаться. Когда я к
нему сунулась за путевым листом, он на меня наорал, впервые за
четыре года.
Но в последний объезд машину с
водителем всё же отписал. И подписал все бумаги, что ребята
попросили меня ему отнести, побоявшись соваться сами. Как сказала
Римма, меня старик любит, а вот её – убьёт.
Я сидела справа от водителя и
жалела, что не могу вздремнуть. Отправленный со мной паренёк, Лир,
был новеньким и совсем зелёным. В наших местах он появился недавно:
месяц провёл на лесопилках, а на зимовку отправился на нашу
сторону, как новый автомеханик.
Как новый – вместо Бегейра, надо
полагать.
От этой мысли мне становилось не по
себе.
По маршруту – и со мной – Лир ехал
впервые, а я указывала ему направление. Паренёк, хотя прожил у
озера больше месяца, всю необычность и особенность здешних мест ещё
до конца не осознал, и время от времени мне приходилось повышать
голос, настаивая на моём выборе пути.
К полудню мы, несмотря на сомнения
Лира, объехали три камня богов. У каждого мы останавливались на
четверть часа, и, пока Лир бегал в кусты или жевал рябину, я
осматривала их сохранность, измеряла температуру и смотрела,
насколько глыбы изменились в цвете.
