В кабинете у
директора
Рот мистера Монти, брызгающий слюной во все стороны, прикольно
попадал в такт словам Честера, гремевшим в наушниках. Приглушая и
увеличивая звук, Змей мысленно микшировал ремикс.
- Учебный процесс остановился на два часа!
«Мурашки по коже…»[1]
- В нашей школе более полутора тысяч учеников!
«Эти раны никогда не заживут.»
- Девяносто четыре педагога не могли попасть в девяносто четыре
кабинета, потому что кому-то пришла в голову идиотская выходка
подменить все бирки на ключах!
«От страха я проваливаюсь в бездну»
- Запись об этой вопиющей выходке будет занесена в твое личное
дело и …
«И не могу отличить, что реально, а что – нет.»
- Отстранен на две недели от занятий.
Резким движением Змей поднялся, сразу став выше директора. Монти
инстинктивно отступил. Парень криво усмехнулся уголком рта – ну
конечно, опасный хулиган, а ну как врежет.
- Я, конечно, польщен, но будь я директором, я б, наверное,
наказал себя, а не наградил.
И, чуточку полюбовавшись на рыбье выражение лица «толстяка
Монти», Змей подхватил рюкзак, шутливо отдал честь и вышел из
кабинета, не закрыв за собой дверь. Во внутреннем кармане куртки
тихонько переговаривались потертые купюры, выигранные Змеем за эту
небольшую шалость с ключами. Он знал, на что потратит эти
деньги.
«Что-то внутри меня тянет меня ко дну».
Змей
На крыше высотки плакала девушка.
Змей уже давно наблюдал за ней. Ему было интересно, как долго
человек может выжимать из себя воду, когда думает, что его никто не
видит.
С места, на котором он сидел, Змея нельзя было заметить, в то
время как ему открывался прекрасный обзор. Но картина не менялась,
и парень начинал скучать. Час назад эта пигалица ворвалась на
его крышу и с того момента поток слез так и не иссяк. В
конце концов их обоих смоет соленой волной. Сначала она рыдала
громко, а под конец тихонько скулила, как голодный лохматый щенок.
Девчонка сидела, обхватив руками колени, вдоль спины сквозь зеленую
футболку просвечивали позвонки. Лицо прятали рыже-коричневые
пушистые пряди.
«Каштановый», – вспомнил он. Такой цвет называется
«каштановый».
Змей докурил третью сигарету. Если бы эта малышка не была столь
беспечна, она бы уже давно почуяла резкий запах табака: ветер как
раз дул в её сторону. Затушив окурок, он щелчком запустил его через
парапет и уже хотел окликнуть плаксу – её нытье порядком выматывало
нервы, но она и сама вдруг перестала.
«Наконец-то», – с облегчением подумал он. – «Давай, вали уже
домой, принцесса».
Но уже в следующее мгновение он не поверил своим глазам.
Ненормальная идиотка подошла к краю крыши и, опасно замерев в
полушаге от неба, посмотрела вниз.
Пустота смотрела на меня равнодушным зрачком серого асфальта. Не
прыгнешь ты – прыгнет кто-то другой. Небу все равно.
Это успокаивало, обещало недолгий полет и прощение. Ведь они –
они никогда меня не простят. Я подвела их, оказалась не той
девочкой, которую они всегда любили: дочкой, которая не спорит, не
совершает глупостей, носит платья, водится с приличной компанией,
не грубит учителям и не дерзит в ответ на замечания.
«Теперь они поймут, что ты не такая уж и хорошая, и разлюбят
тебя».
– Я всегда подозревал, что вы, заучки, совсем того, но чтобы
настолько…
Насмешливый голос прозвучал совсем близко: кто-то стоял прямо за
моей спиной. Я вздрогнула и легонько покачнулась вперед. Бездна
вдруг стала на вдох ближе… Перед глазами поплыли разноцветные
круги; мне казалось, что все кончено, я падаю… «Совсем не страшно»,
– подумала я и только тогда сообразила окончательно, что все еще
стою на твердой поверхности.
