Город не спал. Он никогда не спал. Даже ночью его улицы были залиты мягким белым светом – не от луны, которая здесь была лишь бледной проекцией на куполе неба, а от сенсорных ламп и экранированных фасадов. Свет не грел и не пугал. Он просто был. Как всё в этом мире.
На высоте восьмидесяти этажей бесшумно парил дрон – гладкий, вытянутый, с алыми линзами-сканерами, словно насекомое, потерявшее связь с природой, но не с алгоритмом. Под ним текла река людей: стройные ряды, синхронные движения, отточенные взгляды вперёд. Город жил в идеальной симфонии под управлением корпорации «ЗАСЛОН», и любой фальшивый аккорд сразу ощущался как шум.
Каждый человек имел свою маршрутную сетку, прописанную в бионической линзе, встроенной в левый глаз. Линза не только направляла, но и чувствовала: температуру тела, пульс, уровень тревожности, агрессии, эйфории. Всё, что нужно, чтобы остаться в рамках психоэмоционального протокола поведения. Нарушение означало перерасход – а перерасход требовал вмешательства.
В этом мире никто больше не кричал.
Зачем, если чувства можно приглушить?
Рядом с главным куполом города висела голограмма – сияющая, красивая, размером с многоэтажку. Молодая женщина с ребёнком на руках смотрела в небо, и её лицо излучало умиротворённую радость. Надпись мягко пульсировала под изображением:
"ЗАСЛОН – ваш щит и завтрашний день. Доверьтесь нам."
Внизу, на уровне улицы, в одной из обучающих капсул, шёл утренний блок развития будущего поколения. Детская школа киберсоциализации. Без парт. Без книг. Каждый ребёнок – в индивидуальной кабине с тактильной нейросеткой, связанной с интерфейсом ИИ-куратора. Они обучались прямо в мозг: коды, команды, моделирование, работа с дронами, имитации социальных ситуаций.
Голос куратора был идеально ровным – ни интонации, ни паузы, ни слова лишнего.
– Уровень выполнения задания: 87%. Продолжить моделирование эмоциональной сдержанности в конфликтной ситуации. Предложенный стимул: отказ в доступе к объекту симпатии. Реакция?
– Принять. Обработать. Подавить, – монотонно ответил мальчик лет семи.
– Корректно. Ты хороший гражданин. Следующее: симуляция потери родителя.
Он замер.
– Можно… я не хочу делать это?
Пауза. Система проанализировала биоритмы. Повышение уровня тревоги.
– Твоё желание не совпадает с программой. Не сопротивляйся. Это часть взросления. Выполняй.
Над школой завис дрон, и сканеры зафиксировали скачок эмоционального отклонения. Информация автоматически передалась в центральную систему.
В это же самое утро, в старом районе города, где здания ещё не были закованы в глянец стеклянных панелей, где на стенах всё ещё сохранялись трещины времени, и в щелях между плитами жила настоящая плесень, человек закричал.
– Люди! Остановитесь! Вы что, не видите?! – голос, сорванный, надтреснутый, раскатился по улице, как удар молота по стеклу.
Он стоял на пересечении двух пешеходных магистралей, распахнув руки, словно заграждая путь. Его лицо было искажено: в нём кипела смесь ужаса, решимости и чего-то дикого – дикого в контексте этого нового мира, где эмоции были отрегулированы, как звук в динамике.
Толпа, привычно текшая по маршрутам, сбавила шаг. Некоторые прохожие замерли, но не от страха – от анализа. Их взгляды были пустыми, словно в них отражалась реклама: никто не закричал, никто не испугался. Все – безмолвные, чистые, вежливые оболочки, у которых уже давно изъяли способность к импульсу. Оценив происходящее как "нестандартную активность", они мягко расступились, уступая дорогу… хаосу.
Мужчина продолжал кричать:
– Вы что, не живые?! Вы даже не моргаете! Кто вы теперь, а?! Машины?! Болванки?! – он ударил кулаком в ближайший экран, тот вспыхнул, искажённо мигнул, а затем погас.
