А. Олейников
Двое с улицы золотой рыбки
Город был довольно большой и шумный.
Он был не таким местечком, которое оживает только в летний сезон, когда толпы отдыхающих заполняют улочки, пляжи и набережную и на каждом свободном пятачке разворачивается бойкая торговля надувными крокодилами, кремами от загара, для загара, аэрозолями от комаров, капитанскими фуражками и соломенными шляпами того особенного покроя, какой носят исключительно на курортах. Бог его знает, куда деваются эти шляпы потом, – быть может, их уносит ветром на остров Потерянных Шляп, где они грустно перекатываются по песку, вспоминая короткое, но яркое время, когда они украшали чьи-то головы. Единственная радость для них – коротать вечность за воспоминаниями о бурной юности.
Так вот, наш город совсем не был похож на эти городки, где из всех радостей – лежать под солнцем, кататься на бананах, воевать с чайками за кукурузу и, если повезёт, обмазаться целебной грязью и опять же лежать.
Город был портовый и деловой. На рейде стояли молчаливые корабли, мигая в тёплой темноте огнями и терпеливо ожидая своей очереди подойти к грузовым терминалам, где целое стадо кранов, похожих на грустных жирафов, вертело шеями, разгружая контейнеры.
Поезда маневрировали по путям, которые переплетались и были похожи на рентгеновский снимок цветочного букета. Локомотивы переругивались пронзительными гудками, они увозили и привозили эшелоны цистерн и грузовых вагонов.
Конечно, были в этом городе и набережные, и пляжи, и широкие бульвары, вымощенные выщербленными плитами. Старые сосны и каштаны сплетались ветвями над бульварами и поднимали корнями эти плиты, так что в темноте следовало идти осторожно, иначе можно легко споткнуться. А гулять по бульварам стоило именно в темноте.
Улица Золотой Рыбки поднималась от центра в гору, начиналась она за центральным рынком и шла вверх.
Именно там, на этой улице, и началась наша история. А началась она с убежавшего арбуза.
Жара стояла страшная, небывалая, и цикады орали так, что хотелось надеть беруши. Отчего-то они всегда орали во время такой жары.
После утреннего похода на море всё семейство Верёвкиных лежало пластом. У младшего брата Игоря почти трёх лет от роду было ужаснейшее воспаление его детского характера. Игорь Степанович орал, капризничал, швырял всё, до чего мог дотянуться, и вёл себя хуже, чем Наруто в первом сезоне. Мама сказала, что он перегрелся и устал, и с трудом уложила его спать. Ну и сама с ним заснула.
Папа рухнул на диване с бутылкой газировки и сказал, что никуда не двинется ближайшие два часа. Отдых давался ему тяжело. Ещё бы! Утром они сначала спускались вниз к остановке, прячась в прозрачной тени редких акаций, потом ждали маршрутку до пляжа, потом искали место потише – подальше от кафе с грохочущей музыкой и толп отдыхающих, потом папа надувал матрас для мамы и круг для Игоря, потом ловил уплывший матрас, потом снова надувал круг, потом прилёг на полотенце, но тут же подхватился и побежал снова надувать круг, потому что Игорь Степанович забавы ради выдёргивал затычку.
Затем папа пошёл освежиться, прыгнул с камня и ударился о какую-то старую железку на дне. Из моря он вышел мрачным. С Майей он так и не поплавал. А потом им пришлось проделать весь путь обратно. Мама несла откормленного капризного кабанчика, которого по какому-то недоразумению им вручили в роддоме вместо её ангельского сына, а папа хромал позади – тащил сумки с полотенцами, водой и сдутым матрасом. Круг он повесил себе на шею. Понятно, что после такого экстремального отдыха папа только лежал и смотрел в стену. Кушетка была ему коротка, волосатые ноги перевешивались через край. Он протягивал руку и отпивал из бутылки на столе. В тишине было слышно, как ноет Игорёк в спальне и шипит газировка во рту папы.