От меня пахло кошками так сильно, что превратившиеся на морозе в
пуховые шары коты подозрительно поглядывали в мою сторону. Меня же
пробивало на чих, стоило только посмотреть на волоски шерсти на
моих джинсах и куртке. Даже на языке и между зубами у меня шесть.
Ненавижу. Но деваться мне некуда. Нужно быть благодарной внезапно
откликнувшейся женщине, приютившей меня по доброте душевной за
пятьсот рублей в сутки. К слову за сегодняшний день у меня оплаты
уже не было, а значит дворовые коты неспроста так таращатся: чуют
во мне конкурента за мусорный бак или место на канализационном
люке.
Такая вот я неудачница. Клиническая. Вся моя жизнь была похожа
на прыжок с металлического гаража на гараж. Хоп! Недолёт, получи по
всей морде стеной, землёй, кустами. Треск, удар лопатками и
многозначительный взгляд в недостижимое небо.
Хоп! Допрыгнула! А нет, не фига!.. Тут покатая крыша, катись-ка
ты обратно, Надя. Только надеяться и остаётся: на себя, на удачу, и
на вселенский рандом. Надежда моё всё, включая имя. Но в последние
дни как-то подрастеряла я ее, когда новогоднее чудо обошло меня
стороной.
Парень бросил тридцать первого декабря. Сначала я не поверила
ему. (см. выше тезис о надежде и вере в лучшее). А потом он на
полном серьёзе попросил съехать, и вот я со своими
немногочисленными вещами перебралась сначала в вонючий подъезд.
Сидела между этажами, слушала, как хлопают двери лифта, перекрывая
раскаты салюта. Я вдыхала запахи домашней еды и чужого веселья.
Тщетно искала во всём случившемся хоть что-то хорошее, за что можно
зацепиться. И даже вспомнила. Моя сенполия осталась у бывшего на
подоконнике, ну хоть она не помрёт от холода в новогоднюю ночь. А
потом меня нашла на лестнице ворчливая соседка с шестого этажа. Она
в пять утра и разбудила хлопком дверки мусоропровода.
— А это ты, что ли? — прищурилась известная на весь подъезд
кошатница, с который никто не связывался лишний раз.
— Я.
— Ты же не наркоманка?
Помотала головой и добавила:
— И не девушка лёгкого поведения. Честно. Не вызывайте полицию,
пожалуйста
— Последнее спорно, Кирилл нормальных девок не водит. — Ну вот,
меня выпер, чем не аргумент? — Пятьсот рублей, своя туалетная
бумага, аренда полки в холодильнике сто рублей. Идёт?
Шах и мат, вселенная, — подумала я. Обломись, — ответила
Вселенная, встречая меня чёртовой дюжиной котов на пороге увешанной
коврами двушки и позвякивая полупустым кошельком.
А сейчас даже этого не будет. Отец только и ждёт, когда я сдамся
и вернусь домой в деревню, в глушь, в Саратов! На самом деле не в
Саратов, а в Курск, но разница небольшая. После первой поездки в
Москву на всероссийскую Олимпиаду по английскому в родном городе
стало тесно, тоскливо и слишком идеально. Чистые улочки,
приветливые люди, танцы на улицах по выходным и улыбки. Море
улыбок. Слишком много улыбок.
А мне хотелось драйва, движухи, острых ощущений, реализма.
Олимпиаду я тогда, разумеется, не выиграла, зато твёрдо решила
перебраться в столицу и избавиться от своего смешного гекающего
говорка, выдающего во мне провинциалку. От говора избавилась, а вот
от духа родного города — нет. Поступила я в педагогический вуз, в
который каждый день добиралась на трамвае. Как, чёрт возьми,
мегаполис ещё не выпер эти жёлто-красные рудименты? Есть же МКЦ,
лёгкое метро, тесла-такси!
Папа долго посмеивался над моим выбором, потому что этот район
мало чем отличался от кусочка Курска. Можно было и не уезжать... Но
я же упрямая, самостоятельная.
И вот третьего января я стою в компании злобных котов, одинокого
фонаря и жду своего медлительного и неповоротливого монстра,
который отвезёт меня на первый в этой зимней сессии экзамен.
