Она стремительно схватила в правую
руку тяжелые и длинные старые портняжьи ножницы, видевшие,
вероятно, на своем веку не одно поколение умелых портных, крепко и
с чувством сжала их чуть пониже колец, так, что металл впился
глубоко в нежную белую кожу, оставляя на ней круглые синяки, и
решительно замахнулась для финального удара. Адреналин весело
бурлил в девичьей крови, она боялась и хотела этого одновременно.
Вот еще немного, еще чуточку, ещё секунда, главное – поточнее
примериться, уверить саму себя, что именно такой поступок правилен
и нужен в данной ситуации, что потом, немного успокоившись,
она ни на минуту не пожалеет о содеянном. Вот, еще чуть-чуть, нужно
ведь правильно нанести удар, да? Так, чтобы наверняка, чтобы точно
уж сомнений не осталось. Чтобы с одного раза, и…
- Вика! Сколько
еще ты будешь гипнотизировать подушку? Сама же сказала, что надо
выплеснуть свой гнев. Ну так вперед. Назови ее Димкой и начинай
тыкать. Со всего размаху. Перья потом соберем. Зато в себя
придешь.
Девушка
раздраженно фыркнула, но подругу послушалась, и вскоре в воздухе
весело порхало многочисленное белое перо, а сама подушка стала
напоминать мелкое ситечко.
- И? Полегчало?
Успокоилась?
Успокоилась ли
она? После увиденного? После той боли, что разрывала на части ее
сердце и душу из-за предательства возлюбленного? Глупый вопрос.
Вика честно прислушалась к себе, проанализировала свои
ощущения.
- Нет. Хочу убить.
Его. Вот так вот замахнуться и бить, прямо туда, снова и снова!
- Ну ты
кровожадная, - ухмыльнувшись, покачала головой Ленка, худющая
платиновая блондинка ростом под два метра, профессиональная модель
и лучшая подруга Вики. – Может, в секцию какую-нибудь с восточными
единоборствами или боксом запишешься и будешь там по вечерам пар
выпускать? Там парней много ходит, найдешь, с кем
потренироваться.
- Ага. И с
синяками и ушибами каждый день приходить на учебу – безумно
радовать своим видом преподов с однокурсниками. Спасибо, как-то не
греет.
Снова настойчиво и
громко зазвонил мобильник – долгожданный подарок родителей на
последний День Рождения. Некогда любимая мелодия нестареющих
Битлов, в свое время довольно опрометчиво поставленная на уже
бывшего возлюбленного, сейчас вызывала только ненависть и
раздражение.
- Да возьми уже
наконец трубку. Он же не успокоится: так и будет надоедать.
- Не хочу. Ни
видеть его, ни слышать. И объяснений его надуманных не хочу. Проще
выключить.
- Да? И потом мне
объясняться с тетей Адой? Она ж не отстанет, пока не удостоверится,
что ее кровиночка жива-здорова.
Вика досадливо
поморщилась, признавая правоту подруги: да, мать обладала поистине
адским напором и упрямством. Так сказать, характер соответствовал
имени. Причем целиком и полностью. С отцом контактировать было в
разы проще: он давал дочери больше свободы, наблюдал обычно
издалека и не стремился контролировать каждый ее шаг. А вот
мать…
- Вика, он уже в
двадцатый раз трезвонит.
- В
двенадцатый.
- То есть ты еще и
считаешь? Мазохистка. Ответь наконец. Или на беззвучку поставь
уже.
- Не хочу. Тащи
еще подушку.
- Вредительница.
На чем я потом спать буду?
Но подушку Ленка
принесла, маленькую такую, с темно-желтой наволочкой, тугую. Пера
будет много…
«Нож входил легко,
как в масло». Опять она мыслит штампами. Все мамочкино воспитание:
«Вика, так говорить неприлично, воспитанные девочки так не
выражаются, нет, так тоже сказать нельзя. Вика, читай как можно
больше, лучше всего – русскую и английскую классическую литературу,
постоянно пересказывай прочитанное и детально копируй речь героев».
Читала. С самого детства. Именно классику. Толстенные книги.
Запоем, как и велела мать. Пересказывала. Копировала.
Докопировалась: вконец забыла, как нормально разговаривать. Откроет
рот и шпарит заученными кусками из книжек, даже на уроках, в ответ
на простой вопрос. «Позвольте поинтересоваться, как именно…»;
«Глубокоуважаемые дамы и господа, я полагаю, что нам нет
необходимости…»; «Ваш утверждение не соответствует действительности
исключительно в силу того, что…». И подобные перлы. В средней
школе, ага. В пятом-седьмом классах. Девочка-ангелок. Народ от нее
шарахался, будто от прокаженной, что учителя, что одноклассники,
что просто знакомые, потому и друзей/приятелей, кроме Ленки,
никогда не было. Потом несколько лет отвыкала. Так и не смогла
отвыкнуть. До сих пор нет-нет, да аукается. Так что нет, не входил,
как в масло, а с трудом прорывался через большое количество густого
пера, снова и снова разрывал тонкую оболочку, тяжело вонзался во
внутренности. Или это опять-таки клише?