Живой товар наложница для криминала

— Мне нужно быстро собрать деньги. — Мои руки дрожат, когда я сжимаю вспотевшую бутылку пива, наслаждаясь холодом на своей влажной коже.

— Что происходит? — Эвелин хмурит тёмные, нарисованные карандашом брови, глядя на меня через крошечный деревянный столик в пабе. Здесь мрачно, пахнет залежалыми коврами и прокисшим алкоголем, и нас окружают похотливые мужчины, которые надеются, что сегодня ночью они с нами переспит.

«Моя сестра связалась с придурком. Он её терроризирует. Ей нужны деньги, чтобы уехать из штата с детьми, чтобы он не смог её найти».

“И в этом твоя проблема, почему?”

Эвелин жуёт жвачку, пока пьёт джин с тоником, и от сочетания вкусов меня тошнит, но она никогда не вынимает жвачку, даже когда целуется с парнями, которые часто бывают в этом заведении. Она на пятнадцать лет старше меня, но всё равно одевается и ведёт себя как шестнадцатилетняя. По крайней мере, трое её бывших сидят в тюрьме, а её брат состоит в одной из преступных байкерских банд, которые разрывают этот город на части. Если кто-то и может помочь мне понять, как получить нужные мне деньги, то это она.

— Если бы это была только она, — говорю я, — я бы сказал ей самой добираться домой. Она могла бы переночевать у меня.

Эвелин в недоумении распахивает глаза. Она видела мою квартиру. Это крошечная комната с угловой кухней и душем на месте шкафа. Она едва ли пригодна для жизни даже для меня, не говоря уже о двоих. — Но эти дети…

Моей племяннице одиннадцать месяцев, а племяннику три. Они невинны и, вероятно, уже пережили достаточно травм, чтобы навсегда испортить себе жизнь. Мы с сестрой вдоволь насмотрелись на это в детстве, и я не хочу, чтобы они прошли через то же, что и мы.

— Ты слишком мягкая, — говорит она, опрокидывая в себя напиток. Она прикусывает уголок своих ярко-розовых губ. — Ты могла бы занять у ростовщика. Я могу попросить у Джоша номер телефона?

— И тогда я оказалась бы в руках жестокого мужчины. Я отрываю этикетку от бутылки и бросаю её на стол, вспоминая таких мужчин и тяжесть их кулаков на нашей хлипкой двери трейлера, когда они приходили за вещами. Нет, спасибо.

— Есть проституция, — говорит она с ухмылкой, прекрасно понимая, что я никогда не выживу на улице. Сутенёры в этом городе держат торговлю девушками под замком. Я ни за что не свяжусь с одним из этих кровопийц, да и к тому же у меня слишком маленькие сиськи.

“Может продать почку?”

Она относится к этому как к шутке, но для меня это не так. Кеннеди сильная, но по телефону она казалась сломленной. Беспокойство о ней не даёт мне спать по ночам.

— Думаю, я бы хотел сохранить все части своего тела. — Я морщусь. — Но там кровь. Жаль, что я не парень. Я мог бы каждый день дрочить в чашку за деньги,и здавать свою сперму, за деньги,.... но этого было бы недостаточно.

«А как насчёт аукциона?» — спрашивает она, будто бы внезапно озарившись мыслью.

«Какого аукциона?» — удивляюсь я.

Наклонившись через стол, она прикрывает рот рукой и тихо произносит: «Девочки, Джош рассказывал мне об этом. В прошлом месяце девушка продала свою девственность за двадцать пять тысяч долларов».

— Это уже в прошлом, — говорю я, закусывая ноготь и размышляя о том, на какого негодяя я его потратила. Он не стоил и гроша, не говоря уже о том, что мог бы стать подарком, стоящим двадцать пять тысяч. — И я вряд ли кого-то заинтересую. Я смотрю на себя. В потрёпанных джинсах и рубашке, купленной на барахолке, я выгляжу как студентка, не добравшаяся до конца обучения. Я больше года не могла позволить себе подстричься, а мои длинные тёмные волосы отросли, а ногти обкусаны до крови.

— Я могла бы поработать с тобой, — предлагает она, облизывая губы. — И если ты выставишь себя на аукцион, то сама сможешь устанавливать условия.