1
Мне три года и целых три месяца. Живу я у бабушки, в Топорове[1], на Украине, где когда-то, давным-давно, родился. Когда все игры переиграны, все кроли и куры накормлены, а соседа Шурика увезли в Киев, между завтраком и обедом образуется слишком много свободного времени. «Машу и трех медведей» я уже знаю наизусть, а новую «Мою первую книжку» бабушка обещала принести в обед. Совершенно пора удрать и сходить на работу к дедушке.
Я хорошо знаю, где работает дедушка, – на кирпичном заводе. Кирпичный завод – это удивительное место, где печи пыхают жаром, грузчики носят тяжелые темно-коричневые бруски, которые после обжига станут оранжевыми кирпичами; там много машин, водители руками машут, ругаются, а еще там есть буфет, где самое вкусное на свете ситро, а еще там можно кататься на цепном транспортере: подпрыгиваешь, цепляешься руками за подвеску для сырых кирпичей – и поскрипывающий, лязгающий транспортер везет тебя под навесами галерей.
Главное – в печь не заехать от восторга.
Все взрослые пацаны, первоклассники и даже третьеклассники, когда надоедает купаться в заводском карьере, бегают кататься на транспортере. Я тоже мечтаю покататься, я бы даже мог пролезть в дырку в заборе, но пока еще не могу допрыгнуть даже до нижней подвески.
Но я совсем скоро подрасту.
Итак, чтобы пойти к дедушке на завод, надо удрать. Чтобы удрать, нужно, чтобы наш собака[2] Трезор не загавкал – надо так пройти мимо будки, чтобы он не сбил с ног и не облизал от радости. У собак всегда слишком слюнявая радость. Потом все лицо бывает липкое и мокрое – от собачьей радости. Но у меня есть секретный секрет: пока бабушка ушла в магазин, если собаке скормить четыре драника со сметаной, то он пропустит. Наш Трезор за драники со сметаной душу продает.
Но только мне.
2
– Т’езор! Т’езор! На-на-на!
Как бы крепко ни дрых наш собака в будке, он всегда понимает, что «на-на-на» – это что-то особенно вкусненькое, поэтому, поскуливая от восторга и гремя цепью, кавказский кабыздох черной шерстяной ракетой вылетает мне навстречу – тут главное быть мужественным и смелым, как пионеры-герои, о которых мне бабушка читала.
– На, Т’езо’чик, на!
Пес скачет, скулит, слюну бросает, цепь гремит – на лету драники ловит, зубищи – во!
И пасть внутри черная.
Мне дедушка говорит, что, если у собаки черная пасть, значит, злой, лютый. Но я-то знаю, что драники помогают от злости. Когда съедаешь драник со сметаной, всегда в животе становится теплее. А пять если драников съесть, особенно с малосольным огурчиком, так вообще в животе доброта заводится. Последний, четвертый, драник летит к будке, Трезор прыгает, метет хвостом, я пробегаю мимо палисадника – тут надо быстро, по-партизански, по-пионергеройски быстро пройти калитку и, кажется, направо, отправляться в путешествие по улице Щорса.
Идти далеко.
Путь неблизкий – не помню сколько. Но мы, кажется, с дедушкой всегда так ходим к нему на работу. Вот забор бабушки Витебской. Сашка Витебский к бабушке ходит заниматься читать. У него не получается. Учительница в школе думает, что Сашка неспособный, а Сашка просто целыми днями на заводском карьере: у него с мая плечи шоколадные, а голова белая – так выгорают Сашкины волосы на солнце. Зато летом приходится заниматься – иначе во втором классе наставят двоек. Вот моя бабушка с ним и занимается. А он мне еще обещал жука-рогача поймать.
Надо будет на обратном пути зайти.
Если взять палку, то очень хорошо барабанить по забору деда Игната. «Тр-р-р!» – будто танк едет. У деда Игната глупая собачка Карлик – очень много и громко лает. А еще у деда Игната перед домом растет груша. Ее называют «Бэра».
