Пролог, или О беспокойствах и сомнениях ангела
ГосподняПантелеймона
Лета от сотворения мира 6658, от Рожества же Христова 1151 года
святки выдались необычайно студеными. Была это, пожалуй, самая
суровая из зим, которую довелось пережить ангелу Пантелеймону с тех
пор, как несколькими столетиями ранее здесь, на Руси, появились
первые христиане и захожего греческого попа угораздило наименовать
при крещении одного из них Пантелеймоном. Земли же в Европе и Азии,
которые дотоле приходилось облетать ангелу, не ведали вообще
морозных зим – не говоря уж о предвечном пребывании в сонме у
Престола Господнего, где ни холодно, ни жарко и куда ангел
Пантелеймон отнюдь не желал бы теперь вернуться, потому что извелся
бы там от скуки.
А сейчас стоят трескучие морозы, поистине трескучие –
потому что ангел сам слышал, пролетая над Днепром, как трещит лед,
сковавший эту могучую реку. Впервые поверил тогда он в басню, что в
такой мороз птицы замерзают на лету. Сам-то он замерзнуть не мог,
однако крылья у него обледенели, пришлось спускаться на ближайшую
избу и оттаивать их в струе дымного и теплого воздуха, тянущегося
из волокового окна. Вместе с дымом, теплом и запахами крепкого
стоялого меда до ангела Пантелеймона доносились обрывки застольной
беседы трех русичей, успевших уже обсудить бабьи проделки,
святочные сенсации в околотке и повернуть на наезженную колею
болтовни о княжеской междоусобице. А тем самым и отвлечь ангела от
зряшных размышлений о том, как бы он выглядел в белом овчинном
полушубке поверх туники, какой длины следовало бы в таком случае
делать в полушубке прорези для крыльев и не стало ли бы это
нарушением Устава вышних сил? Ведь удивился ангел Пантелеймон:
разве в такие морозы война не затихает – даже эта, почти
бесконечная русская война за великое киевское княжение? А в том,
что она неминуемо вспыхнет снова, нечего и сомневаться: всем
понятно, что великий воин земли Русской великий князь Изяслав
Мстиславович, внук Мономаха, выбитый из Киева дядей своим
суздальским князем Юрием Владимировичем, сыном Мономаха, не
удовольствуется оставшейся у него последней волостью,
Владимиро-Волынским княжеством, и обязательно продолжит борьбу за
золотой киевский стол.
Пропуская мимо возвышенного своего слуха слова, жеваные одним из
мужиковатых собеседников, «ото ж» и «тако воно и есть» второго и
матерные выражения, обильно уснащающие речь всех троих, ангел
Пантелеймон узнал и кое-что новое для себя из мнения народного о
князе Изяславе, в святом крещении Пантелеймоне, а стало быть, о
своем подопечном. Оказалось, что именно сейчас Изяслав Мстиславович
оказался в положении едва ли не самом тяжком со дня смерти отца
его, великого князя киевского Мстислава Владимировича. Сыновья его
дяди-врага, осуществившего, наконец, давнюю свою мечту и ставшего
великим князем киевским, сидели один в Переяславле, ключевом городе
юга Руси, откуда лежала прямая дорога на киевское великое княжение,
а два других в Пересопнице и Дорогобуже, уже самому князю Изяславу
перекрывая путь к Киеву и стесняя его в последнем владении. Вечный
союзник Юрия и противник Изяслава галицкий князь Володимирко
Володаревич был богат и силен как никогда, а в далеком дивном
Царьграде крепко держался за поручни своего престола, золотыми
поющими птицами да рычащими зверями украшенного, венценосный
покровитель Юрия греческий император Мануил. Зато постоянный
союзник князя Изяслава, дядя его, трусливый и бестолковый Вячеслав
Владимирович как раз помирился с братом Юрием, а зятья Изяславовы
польский король Болеслав Кудрявый и венгерский король Гейза завязли
в войнах на границах собственных государств и не могли послать в
помощь войска, не говоря уж о том, чтобы самим вмешаться в русскую
усобицу.
