1891 год, Российская Империя, Выборгская губерния
Пролог
— Ну, гляди, что ты натворила!
Сколько крови! Весь паркет в крови, вся комната! Что теперь станешь
делать?!
Отец стоял над нею, как всегда
заложив руки в карманы, и наблюдал сверху вниз, будто Светлана[1]
опять была маленькой неразумной девочкой.
— Я… я не знаю, - простодушно
поделилась она. Потом еще раз посмотрела на свои руки,
перепачканные свежей кровью, и в отчаянии подняла глаза на отца: -
Это не я. Это, наверное, не я… Я не могла!
А отец усмехнулся – жестоко,
свысока, словно пригвоздив ее этим смешком к полу:
— Себе-то не лги, милая, - он
опустился возле Светланы на корточки, поднял с пола револьвер и
вложил в ее руку. – Ты могла. Ты вполне могла.
Потом отец ушел, а Светлана осталась
в этой страшной комнате одна – перепачканная в крови и сидящая на
полу возле тела своего мертвого мужа.
--
[1] Данное имя отсутствует в Святцах, поэтому в описываемое
время, по сути, оно и именем не являлось. Крестить под ним девочек
не могли. Однако благодаря поэме В.А.Жуковского "Светлана", имя
все-таки приобрело некоторую популярность: в редких случаях оно
становилось домашним, наподобие Натали, Долли, Мари и т.д.
(прим.)
Надя Шелихова, младшая сестра
графини Раскатовой, напряженно вглядывалась за стекло, за поворот
поселковой дороги, и в нетерпении своем прикусывала губу чуть не до
крови. Оттуда, из-за поворота, вот-вот, каждую секунду, могла
вынырнуть полицейская карета, и Надя отчего-то боялась этот момент
пропустить.
Сестра ее тоже находилась в
столовой, Надя краем глаза видела, как Светлана, натянутая будто
струна, сидит и смотрит в противоположную стену. В руках она
сжимала дымящуюся чашку с кофе и, время от времени вспоминая о ней,
вдруг отпивала с совершенно неуместным удовольствием. В целом,
Светлана выглядела удивительно спокойной.
— Едут, – воскликнула, наконец, Надя
и разволновалась еще больше. Ее бросало то в жар, то в холод, как
при лихорадке. Она порывисто обернулась к сестре: - Светлана, едут!
Это полиция, должно быть!
— Быть того не может, чтобы полиция
так скоро явилась, - невозмутимо отозвалась сестра и снова отпила
кофе. – Это Гриневские, я посылала к ним, едва рассвело.
Впрочем, Надя уже и сама
удостоверилась, что сестра права. Как всегда. Темное пятно на
дороге приобрело очертания запряженного парой гнедых ландо, в
котором обычно объезжала свои владения Гриневская, подруга Надиной
сестры и хозяйка всего поселка Горки, где вот уже которое лето
подряд снимала дачу графиня. Однако сегодня подле Гриневской сидел
и ее супруг.
— И как только ты можешь быть такой
спокойной, Светлана! – упрекнула Надя, досадливо отходя от окна. –
Твой муж лежит мертвый в библиотеке, а ты пьешь кофе, будто ничего
не случилось!
— А что прикажешь мне делать –
истерить, как ты? Сядь и не мельтеши бога ради!
Надя без слов присела на краешек
стула, опустила взгляд и принялась теребить кружево на юбке. Вот
так всегда: сестра не стеснялась в выражениях в ее адрес. И правда,
кто она, Надя, в этом доме? Приживалка, тяжкий крест, который
великодушная графиня Раскатова взвалила на себя, обязавшись
устроить Надину жизнь. И права голоса она здесь не имеет – Надя
давно к этому привыкла.
— Прости, Надюша, сорвалась… -
извинилась все же Светлана. - Шла бы ты лучше к себе, право
слово.
Надя украдкой подняла на нее глаза и
подумала, что, несмотря на внешнее спокойствие, сестра все же
крайне вымотана случившимся.
Еще бы, ведь всего несколько часов
назад Светлана сама нашла в библиотеке тело мужа. Сестра, стоящая
подле него на коленях, была так бледна, что Надя в первый момент
подумала, что мертвы они оба. Но потом Светлана прошептала:
