Самой страшной казнью на Востоке
была чашка кофе с алмазной пылью. Считалось, что это даже делало
кофе особенно вкусным. В течение дня почти невесомые алмазы
наносили тысячи мельчайших порезов на стенки кишечника и пищевода
несчастной жертвы. Через неделю обреченный умирал от внутреннего
кровотечения и перитонита.
©Восточная легенда
Глава 1. Доротея
Я сразу поняла, что эта кукла
особенная. Дело даже не в том, что у нее настоящие человеческие
волосы: в XIX веке часто прошивали кукол именно живыми волосами, и
в моей коллекции уже была одна такая. Но эта совершенно на нее не
похожа. Наверное, глаза ее меня заворожили: огромные, стеклянные,
густо-синего цвета с тончайшими золотыми прожилками на радужке. Они
были отлиты с таким поразительным мастерством, что создавалось
впечатление, будто кукла смотрела на меня все то время, пока мы с
продавцом сговаривались о цене.
Продавец, кстати, мне не понравился.
Мы встретились в макдачной на Лиговке, и он с аппетитом уплетал
бургер, когда я вошла – а после едва промокнул руки салфеткой,
прежде чем поднять куклу девятнадцатого века (!!!) в оригинальном,
как он утверждал, аутфите[1]! Назвался Яковом, и то как-то
неуверенно. Имя наверняка выдумал. А уж когда озвучил цену,
совершенно мизерную для оригинала – я поняла: мошенник. И кукла его
– новодел «под старину».
Но потом я взяла на руки увесистое
тряпичное тельце и увидела, как склонилась набок фарфоровая головка
– будто живая. И только теперь отметила, что волосы ее почти такого
же сумасшедшего медного оттенка, как мои собственные. Эта кукла
должна быть моей. Черт с ним, что поддельная, за такую цену
переживу.
А Яков этот вообще странный тип: ему
будто было наплевать и на куклу, и на сделку, и даже на эсэмэску об
оплате, что упала ему на телефон. Жрал свой бургер и нахваливал,
как с голодного края сбежал.
Жаль, что это меня не
насторожило.
— Марго! – крикнул он вдогонку,
когда я, бережно держа куклу, уже вышла на парковку. – Вы не
удаляйте пока мой номер. Может, пригодится еще.
— Сдался ты мне сто лет… - буркнула
я под нос и даже головы не повернула.
Домой я вернулась к ночи, а весь
день моталась по рабочим делам: куклы – это хобби, на которое я
трачу все свободные деньги, а на хлеб вообще-то зарабатываю
веб-дизайном.
Что касается моей жизни, то вышла
она самой обыкновенной, даже внимания заострить не на чем. Родилась
двадцать семь лет назад в Магнитогорске, городок такой есть на
Урале; была старшей из трех сестер и, сколько себя помню, нянчилась
с малышней. С тех пор бегу подальше, едва заслышав детский плач.
Привычка. Единственной отдушиной тогда было шитье на кукол – тех
самых подделок под «Барби» с дутым телом и волосами-мочалкой, все
девчонки 90-х с такими играли. А я не столько играла, сколько
рисовала наряды, да после по этим эскизам обшивала своих кукол с
головы до ног: мечтала стать модельером, как вырасту. Родители в
этом углядели великий талант к рисованию и отдали меня в
художественную школу.
В семнадцать, едва получив аттестат,
я сбежала из своего Магнитогорска, на бюджет поступила в
Санкт-Петербургский вуз. Модельером я, конечно, не стала, но
отчасти моя профессия и правда связана с искусством. Мой последний
проект – рекламу стеклопакетов – заказчик назвал «офигительным».
Это успех. Определенно.
В двадцать три я ненадолго сходила
замуж, а сейчас свободна и независима, и вместо сорока кошек у меня
сорок кукол. Ну хорошо, не сорок. Семьдесят две ровно. Подавляющее
число из них это коллекционные «Барби», «Монстер Хай» и кастомные
«Блайз», с десяток «гэдээровских» красавиц 30-60 годов,
разномастные авторские куколки и несколько особенно редких
экземпляров рубежа XIX-XX веков. У каждой из них есть имя, история,
место на полке в застекленных шкафах из Икеи и как минимум четыре
сменных аутфита, сшитых мной собственноручно.
