«Отъезд в дальние края – замена суицида».
Это строчка из моего блокнота. Пока единственная. Она обо мне.
Где-то я слышал или читал, что если изложить то, что тебя мучает, на бумаге, то можно от этого освободиться. Пожалуй, слишком просто, чтобы в это поверить, но… что мне еще остается?…
Покачиваясь на верхней полке купе, я пытаюсь убедить себя, что мне сказочно повезло – попасть наконец в отряд, направляющийся в древнейшую золоторудную провинцию – в «Русскую Бразилию», как именуют этот богатый золотом и самоцветами Кочкбрский район Урала. Ведь я так давно этого жаждал. Еще мальчишкой, начитавшись Джека Лондона, я грезил о странствиях и золотых самородках… Я заразил своей страстью школьного дружка, и мы с ним всерьез строили планы о том, как «маханем» вдвоем после окончания школы в тайгу, в самую глушь, срубим там избу и всю жизнь будем охотиться, рыбалить и мыть золото. Мы серьезно готовились: ночевали в лесу у костра, купались в проруби, метали в цель нож. Нашим гимном была песня «Стервятник» из кинофильма «Золото Маккены» («Вновь, вновь золото манит нас…»).
В результате я подался в геологи, а Серега в бандиты…
Проезжаем небольшую выкошенную луговину. Мужики, обнаженные по пояс, с блестящими от пота плечами и спинами, сгребают сено. А ближе к полотну стоит девушка, худенькая, повязанная белым платком, и, прикрыв ладонью глаза от слепящего солнца, смотрит на проходящий поезд. И кажется, ищет взглядом меня. Я узнаю ее. Это Аня. Да, да, конечно! Это Аня! Еще совсем юная, наивная, из того времени, когда мы с ней только-только познакомились.
Но она остается, а мы мчимся дальше. И мне до боли хочется туда, назад, на тот луг. Я хочу стоять рядом с ней и, также затенив глаза, смотреть на поезда. Я стоял бы с ней так целую вечность…
Наверное, это смешно (и отчасти – клинически подозрительно), но я завидовал даже застреленным старателям в приключенческих кинофильмах – так картинно лежал какой-нибудь из них, распластавшись в ручье, в окружении суровой северной природы, с пулевой меткой или индейской стрелой между лопаток – в ручье, где ему едва блеснуло несметное богатство.
Признаться, я завидую им даже теперь. Хотя нынешняя поездка, казалось бы, и мне дает какой-то шанс – если не быть убитым (шутка), то, по крайней мере, прикоснуться к последним крохам былой романтики.
Впрочем, не могу гарантировать, что однажды серым пасмурным утром мне не захочется уйти в тайгу – одному, без еды, без компаса и спичек – чтоб уж наверняка оттуда не выбраться.
Правда, там не тайга, куда мы едем, там лесостепь…
Золото… Я хорошо помню то золото на Аниной шее – замысловатая витая цепочка с кулоном в форме двух рыбок, слившихся в единое целое. То, что мы с ней еще недавно составляли. Нет, вру. То, что мы могли бы составить, но так в полной мере и не составили.
– Откуда это у тебя? – неприятно удивился я, впервые увидев на ней это украшение.
– Неважно, – довольно резко ответила она (к тому времени трещина в наших отношениях уже зияла, только я все еще упорно не замечал ее). – Подарок.
За этим подарком последовало колечко с камешком (кажется, аквамарином), золотой браслет в виде оплетшей Анино запястье змейки. Но тогда я уже ни о чем не спрашивал. Я уже и так знал, кто стоит за этими подарками. Кто опутал не только ее запястье, но и ее всю, присосался к ней своими щупальцами.
Дорогими подношениями женщину можно убедить, что любишь ее, зародить в ней ответные чувства…
Попади я на эту Кочкарскую площадь хотя бы годом раньше, я, уверен, намыл бы для нее столько золота, сколько ей и не снилось!..
Хотя вряд ли бы это что-то изменило. Дело не в золоте, а во мне самом. Ни Армен, ни его подарки не при чем. Это все я со своими идиотскими понятиями, со своей самонадеянностью, своей дуростью…
