– Он здесь?, – спросила Джеки, намазывая крем из баночки на руки.
– Да, – буркнул Иван и отложил телефон.
Не важно, где Иван находится: на службе, в дороге, дома, как только за окном темнеет, появляется призрак Вити-камня, раньше появлялся только если Иван один был, теперь никого не стесняется. Скрывать это от жены стало тяжело, вот он и признался: так мол и так, с башкой беда. Если начнет чудить – сама понимаешь куда звонить.
– Где он?
– В углу, – нехотя признался Суровин, и чета супругов посмотрела в угол.
– Ничего не вижу, – с сочувствием сказала Джеки, а камень стоял и смотрел на Ивана.
Просторная трехкомнатная «сталинка» на первом этаже трехэтажного дома имела свой собственный выход из спальни в маленький садик под окнами. Там Джеки еще с осени посадила какие-то свои растения для кремов. Снабжение моющими средствами наладилось, и она с энтузиазмом взялась за крема, и тоники и прочую женскую суету, которую можно на себя намазать и стареть помедленней. Сначала она подумывала устроить лабораторию в зале, но быстро отказалась от этой идеи и рассмотрела чердак и подвал. Там хранились вещи жильцов, и куда-то переносить их и договариваться оказалось слишком трудозатратно. Оборудование в коробках, склянки, банки мешались под ногами и занимали два просторных чулана. В итоге через пару недель она самовольно заняла квартиру в доме напротив. Дом нежилой, никто не возражал. С приходом зимы, Джеки топила буржуйку, раньше стоявшую там исключительно для красоты. Увлекаясь в своих экспериментах, она порой забывала подкидывать дрова, мерзла и простывала. Купиром из-за прививки она не заболела, иммунитет на уровне обычного человека до эпидемии. Не ест ведь ничего толком, пол зимы проболела, а клиентами обзавелась. «Готовить не умеет, еда всегда есть», – формула выживания работающей женщины. Другой работы для нее в Градоуральске нет, там, где не нужна квалификация не захотели связываться с гражданином с общими правами, весной обещали к ветеринару пристроить, но пока тишина.
– «Ведьма», – ласково подумал Иван, – варит зелье, котлы кипят, дым трубой. Мужики сначала посмеивались, а потом, когда их жены начали «спускать» талоны в маленьком «американском» магазине – так его здесь и зовут, смеяться перестали. Самый популярный товар – детский крем. Джеки сползла с подушки, улыбнулась и сказала: – Зая, может тебе с ним поговорить? Может он хочет что-то сказать?
– Какая я зая? Не называй меня так, – строго сказал Иван и отодвинулся, – что? Ты ж врач! А еще называется любимая жена: говорить с галюном не буду, оживет – пристрелю.
– Я почитала по зрительным галлюцинациям литературу, не похоже на шизофрению. Либо травма, либо твоё подсознание хочет донести какую-то информацию, которую фильтрует разум. Попробуй.
– Спи.
– Попробуй, – чувственно прошептала бывшая американская подданная.
– Ладно. Слышь, что пришел? Говори или вали.
– Грубо, – заметила Джеки.
– Молчит.
– Так ты сказал грубо.
– Отбой, – сказал Иван и выключил ночник.
Глаза привыкали к темноте. Камня само собой не видно.
– Иван, – сказал жена.
– Если это камень по образу и подобию моего брата, то поверь – не обидится. Мы всегда так и…, – не успел договорить Суровин, как в комнате послышался Витькин голос: – Разум везде.
Иван подскочил, включил ночник и, соображая, успеет ли он добежать до шкафа с сейфом, где хранится дробовик, уставился в угол. Чисто. Пропал. Он соскочил с постели, выбежал в коридор, осмотрел зал, кухню, детскую, где уже уснула Аня, чуланы – здесь их четыре штуки. И туалет. Исчез. Пропал.
– Что он сказал?, – подкравшись кошкой, спросила Джеки.
– Хрень! Это как понимать? Головоломка на ночь! Бзданул ерунду и пропал, ну в целом у Витька такое бывало в прыщавую эру, но нет. Нет. Пошли спать.
