До полнолуния оставалось совсем немного времени. Идеальный
момент для попытки – мы высчитывали его целых две недели. И вот мы
на месте. Как обычно перед извлечением, у меня лёгкий мандраж.
Получится – нет? Правильно ли посчитали? И самое главное: что мы
вытащим, если всё-таки удача на нашей стороне?
Соня с виду спокойна. Её рыжие волосы в серебристом лунном свете
стали сероватыми, будто она вдруг поседела с перепугу. Но бояться
ей нельзя никак. И нервничать тоже. Среди наших поговаривают, что
медведи часто используют вещества, чтобы достичь нужного состояния.
Но моя медведь не такая; она никогда в жизни не притронется к дури.
Ненавидит она это дело. И есть за что… кстати, правильно говорить
именно «медведь», даже если речь идёт о девчонке. Назвать ту, что
может залезть в никуда и вытащить в наш мир нечто материальное
«медведицей» - оскорбление. За такое по морде бьют. А то и ещё чего
похуже. Почему таких, как она называют медведями? Хороший вопрос.
Точно не знает никто – я проверял. Возможно, из-за сходства с
медвежатниками – взломщиками сейфов, а, может, из-за того, что они
на зиму «впадают в спячку»: ни одному медведю не удалось вытащить
решительно ничего на свет в тех краях, где лежит снег. Наш промысел
доступен только летом. И это одна из причин, почему я вообще
втянулся в это дело. Ненавижу зиму.
- Линию чувствуешь? – шёпотом спросил я, не выдержав долгого
стояния на месте.
- Сильно и отчётливо, - бесцветным голосом ответила Соня.
- Чего тогда стоим?
- Не знаю… что-то не то. Не как обычно.
- Что это значит? – я немного растерялся; мы вдвоем пережили уже
с десяток извлечений, и по праву считались очень опытной парой.
Любые неожиданности для нас должны были остаться позади.
- Не знаю, говорю же, - ответила медведь с едва уловимым
раздражением. И сделала шаг вперёд.
Я последовал за ней, по привычке «сканируя» окрестности. Чужое
нескромное внимание могло испортить извлечение.
- Должно быть здесь, - я указал на одно из паровозных колёс. Оно
замерло, скосив противовес, уже много десятилетий назад. Странно:
его обод, конечно, потемнел от времени, но ржавчины почти не было.
Умели когда-то сталь делать!
Над нами возвышалась громада паровозного котла; она казалась
почти живым существом, с серебристой шершавой шкурой. Казалось,
вот-вот покатый бок выгнется, обрисовывая рёбра, и мы услышим
гулкий вдох…
- Узел? – с лёгким напряжением спросила Соня, подойдя к колесу
вплотную.
- Узел, - согласился я.
- Он на месте.
Я тихо, с явным облегчением, выдохнул. Значит, не зря мы
трудились две недели; не зря я ломал голову над таблицами и
графиками, сводил интегралы и вычислял координаты в
пространстве.
- Но с ним что-то… - напарница оборвала фразу, чуть
нахмурившись.
- Что? – снова не выдержал я.
- Не знаю. Вроде бы всё на месте… но словно бы цвет другой.
Понимаешь?
Вместо ответа я растеряно пожал плечами.
И в этот момент прямо перед своим лицом увидел сноп искр! Звук
выстрела дошёл до создания чуть позже – пару мгновений спустя.
Я молча потянул Соню на себя, прикрывая своим телом. На
рефлексах бросился на рельсы, под защиту колеса. И тут – снова
выстрел. Опять рядом рикошет с брызгами оранжевой окалины! В паре
сантиметров от моего плеча.
Потом снова стало тихо. Мы сидели возле колеса. Соню трясло –
это вообще не очень хорошо, выбиваться из режима выслеживания
эмоциональным потрясением.
- Ты как? – спросил я, стараясь унять дыхание.
Соня не ответила. Я только видел, как блестят её глаза в
отсветах лунных отражений.
- Всё будет хорошо, - пообещал я, стараясь, чтобы мой голос
звучал как можно увереннее.
Очень осторожно, чтобы не задеть случайный камешек на пути, я
развернулся и посмотрел в темноту, в сторону реки. Стреляли
оттуда.
