Стекла звенели от крика. За окном щебетали птицы, как будто
бушующая зелень не справлялась с созданием романтической атмосферы.
Свежайший ветерок колыхал легкие занавески. Откуда-то снизу
раздавались смех и песни. Весь мир жил единой жизнью, сливая
разнородные элементы в идеальную субстанцию, и вот только звенящие
от крика стекла портили общую картину.
Пришлось вздохнуть и посмотреть на отца. Иначе он, если решит,
что я не слушаю, станет орать еще громче. Он может.
— Тиалла! Я говорю совершенно серьезно!
— Знаю, пап, — успела вставить, пока он переводил дыхание. —
Прости.
— Прости?! — теперь к красноте его лица добавились багровые
полосы. — Я тебя очень люблю!
Последнее было сказано таким тоном, что меня немного откинуло
назад. Да нет, папа меня действительно любит, в этом сомнений нет.
Но иногда любит вот так громко, что даже песни где-то внизу
стихают, птицы умолкают и спешно собираются на переселение, и даже
свежайший ветерок меняет направление. На всякий случай.
— Я тоже тебя люблю, пап. Прости.
— Прости?! — он взревел еще громче: — Моя дочь! Дочь
благородного дома! И… — он все пытался подобрать правильное слово,
но не подобрал: — Распутная девка?
Я закусила губу и снова уставилась на занавески. Папа, конечно,
перегибал. В легкомыслии меня обвинить невозможно, но… Но да, я
допустила определенную неловкость с сыном садовника и позволила ему
подержать меня за руку. Мы с ним с самого детства знакомы! Мы с ним
друзья не разлей вода! Ну, в смысле, как господская дочка и вообще
никто могут быть друзьями. Я ему по утрам: «Розы полей», а он мне в
ответ: «Как прикажете, госпожа». Собственно, это и была вся наша
дружба. А тут как-то слово за слово, к ручью вместе подошли —
красотой полюбоваться. И пока я беспечно любовалась, он мною
налюбоваться успел и за руку зачем-то взял. Руку я не отняла,
потому что мне это очень понравилось. Парень так дрожал от
волнения, что я просто почувствовала себя другим человеком — той,
от которой вот так дрожать можно. Мне не сам он нравился, а эта его
дрожь. Ну и до того, как успело произойти что-то действительно
занимательное, наша недовлюбленная парочка была зверски застукана.
Сын садовника оплеуху от отца получил, но с него спрос маленький —
это не он тут чадо благородных кровей и продукт светского
воспитания. А я. Мне и выслушивать теперь часами о собственном
моральном облике.
А отец все расходился и никак не собирался успокаиваться:
— Ты совсем от рук отбилась! Это от безделья! Мне тебя еще замуж
выдавать! И что, лорд какой-нибудь возьмет тебя после того, как вся
прислуга тобой попользовалась?!
Он сильно преувеличивал, это был первый и единственный эпизод,
за который меня можно было упрекнуть. Но от безделья я на самом
деле уже немного сходила с ума. Так а чем заниматься третьему
ребенку богатой семьи, да еще и девочке? Все мои обязанности
заключались в том, чтобы хорошо выглядеть и уметь демонстрировать
свои таланты музицирования во время редких визитов гостей. Так, не
ровен час, я в самом деле от тоски и на садовников, и на поваров
заглядываться начну. Или сбегу с бродячими кессарийцами, как с
шести лет мечтала.
Замужества я ждала как избавления от вечной скуки — мне
казалось, что любая смена обстановки лучше безбрежного уныния. Но
проблема была в том, что отец успел пристроить только старшую дочь,
средняя оставалась на выданье. И чтобы не сбивать прицел у
благородных женихов, в свет меня лишний раз старался не выводить. Я
понимала ситуацию и не спорила. Но не могла не думать о том, что
если мне придется ждать, пока выдадут замуж Миреллу, а потом уже
дойдет моя очередь, то мне свадьба светит в уже очень преклонных
годах. Сестренка, которая на пару лет старше меня, отличалась
мягким и скромным характером, безупречными манерами и спокойной
мудростью, но вот в вопросе внешности природа к ней столь же
милостива не была. А мужчинам, как выяснилось, совершенно не важен
характер, если талия недостаточно тонка или нос неизящен. Мне, с
моей фигурой, зелеными глазами и светлыми густыми волосами, в
панику впадать было рано. Отец сможет выдать меня замуж и через
пять лет, а в восемнадцать об этом думать рановато. Так папа
повторял часто, но скука от повторений ничуть не уменьшалась.
