Глава 1
Мэд Эссенс
Английская красная и железная лазурь
Введение. Justificatum malum factum.
– Мистер Камен, не так ли? Я… Я большой фанат! Какая неожиданность увидеть вас здесь! Да ещё и рядом с этим… Убожеством.
– А?
Ричард Камен. Да, так меня зовут. Точно. Совсем забыл. Порой совсем сложно собрать все мысли в кучу. Собрать самого себя в кучу, слепить из разрозненных кусочков похожее на человека существо, которое чудом ещё помнит, как раскрывать рот в такт и членораздельно произносить слова. Старость берёт своё.
– Я ведь не обознался? Вы – Ричард Камен, всемирно известный художник! – голос молодого человека едва не срывался на восторженный писк, от которого вот-вот разболится голова. – Это вы, не скромничайте!
– Да… Был им. Когда-то давно. – я отрешённо махнул рукой. Так по-старчески. Боже, Ричард, что с тобой стало.
Усталый голос, прокуренный и сиплый. Мой голос, которого я не слышал уж очень давно. Я сам этого захотел, не подумайте, но не то, чтобы по своей воле. Жить в одиночестве – значит рано или поздно смириться с тем, что периодически тебе приходится проговаривать простенькие фразы, лишь бы только убедиться, что ты всё ещё не разучился разговаривать.
– Я знал! С самого первого взгляда знал, что это вы!
– А то меня так сложно потерять в толпе. – съязвил я в ответ. Малец точно знает всю мою историю, но то ли прикидывается дурачком, то ли колпак фанатизма, который сполз на глаза, воздействует на мозги и нагоняет галлюцинации.
– Ни в коем случае не хотел вас оскорбить, сэр! Просто, ваши шрамы… Господи Иисусе, это так волнительно! – словно маленькая девчонка, парень сжал в руках широкий блокнот и чуть ли не затрясся в экстазе. Ну и ну.
Стоило ему упомянуть шрамы, как они тут же зачесались. Обычно, они не чешутся, пока их не замечаешь. Я привык жить с ними, каждое утро смотреться в зеркало и видеть своё старое лицо, не разукрашенное гладкими линиями, стянувшими щёки, веки и губы словно хирургические нити. А этот щегол… Пищит от восторга, глядя на них! Интересно, он просто издевается, или в самом деле эта встреча заставляет проснуться сидящего в нём маленького мальчика, впервые увидевшего необычно выглядящего человека?
Рука невольно потянулась к лицу. Пальцы быстро пробежали по рубцам, пригладили их, унимая зуд. Я выглядел страшно. Очень страшно, если не приуменьшать. Человек, которому я хотел помочь, оставил мне эти шрамы на память, как проклятое клеймо. Но часы тикают, и чувство, будто этот кошмар, эти шрамы, весь ужас пережитых лет, сидящий на подкорке, вот-вот развеется вместе с моей кончиной, нарастает только больше. И гори оно всё огнём.
– Вас давно не было видно на людях. Ни новых картин, ни выставок. Даже в новостях не "светитесь". – малец всё не унимался.
– Стараюсь прожить остаток жизни в спокойствии, знаете ли, мистер…
– Эклберри. Джон Эклбери. – представился парень. – Я работаю в местной газете журналистом, в свободное время немного пишу. Вот, решил наведаться в обитель искусства, ха-ха.
Мерзкий смешок. Нет ему дела ни до искусства, ни до музея, в котором мы сейчас находимся. Я видел таких людей, знаю, чем они живут: сейчас он напишет очередную простенькую статейку, получит за неё жалкие гроши, а уже вечером купит бутылку самого дешёвого бренди и будет в муках пытаться выдавить из себя словечки для своего "настоящего" хобби – так он надеется, что последняя строчка в собственной книге тут же сделает его известным и богатым, но человечество его проигнорирует. Ему повезёт, если у него хватит сил и терпения начать ещё одну – в противном случае он забросит это дело в долгий ящик и плюнет, проклянув тот день, когда решил взять перо в руку. Я знаю этих людей – я был одним из них, и бьюсь об заклад, что и Морган был среди них.