Старый «уазик» стонал и кряхтел, словно
больной старик, на каждом ухабе, и Ника всякий раз, когда машину встряхивало,
испуганно замирала, всерьез опасаясь, что древние механизмы не выдержат
разбитой дороги и рассыплются. Сквозь пыльное и заляпанное грязью стекло она
тревожно рассматривала унылые пейзажи, тщетно пытаясь избавиться от гнетущего
ощущения ненадежности. В этом забытом богом уголке на всем, казалось, лежала
печать тлена, и достаточно было любого неосторожного прикосновения или даже
легкого дуновения ветра, чтобы всё – голые деревья, почерневшие и покосившиеся
избы, обветшалые заборы (где они еще присутствовали) – развеялось прахом.
– Отжила свое бабка. Упокой господь ее душу… – Водитель «уазика»,
мужичок без возраста, вздохнул и торопливо перекрестился – скорее потому, что
так положено, чем всерьез огорчаясь смерти старухи.
Машину в очередной раз тряхнуло, и Ника
вцепилась пальцами в жесткое сиденье. Всю дорогу она упорно молчала, чем немало
огорчала словоохотливого водителя Федора: тому охота было поболтать за жизнь с
молодой столичной журналисткой, такой разговорчивой и любознательной утром, а
сейчас словно воды в рот набравшей. Вместо Ники беседу вяло, отделываясь
односложными словами и междометиями, поддерживал Стас Шатров – редакционный
фотограф.
– Вы так и напишите в статье как есть, без приукрашиваний, как мы тут
живем, –
разглагольствовал Федор, затягивая по пятому разу старую «песню».
– Напишем, напишем, – нетерпеливо перебил водителя Стас, а Ника хмуро угукнула.
Хоть статья о проблемах деревень,
сопровождаемая красноречивыми фотографиями, обещала получиться острой, от того
энтузиазма, с каким Ника собиралась в командировку, не осталось и следа. В ее
сознании до недавнего времени русская деревня ассоциировалась с парным молоком
и коровами с лоснящимися упругими боками, с бревенчатыми торжественно‑праздничными
избами, стогами золотого душистого сена, румяными веселыми бабами и стайками
хулиганистых и задорных, как воробышки, местных ребятишек. Образ этот сложился
по старым фильмам, детским книжкам с картинками и смутным воспоминаниям из
детства, когда маленькую Нику однажды на все лето вывезли за город, в
подмосковное село – чистое и опрятное. И поэтому теперь, много лет спустя,
перспективу путешествия, в какой‑то мере экзотичного для столичной жительницы,
она приняла почти с детским восторгом. Но ее радужные представления оказались
далекими от действительности. Какие‑то деревни, мимо которых они проезжали,
были еще обжитые, другие же – совершенно заброшенные, умирающие, состоящие
всего из нескольких дворов, где доживали свой век немногочисленные старики и
старухи. «Ужас… Полное отсутствие цивилизации… Край земли…»
Отправляясь в командировку, Ника преследовала
личный интерес: не столько собрать материал для статьи, сколько побеседовать со
старушкой Акулиной, проживающей в деревеньке Лески.
Шеф не сразу, но одобрил тему, и Ника
самостоятельно составила маршрут. Вчера они со Стасом выехали из Москвы и после
шести часов утомительной дороги в рейсовом автобусе прибыли в областной город.
Переночевали в местной, не отличающейся уютом гостинице (единственной на весь
город), а утром в кафе за завтраком познакомились с деревенским жителем
Федором, который на своем «уазике» раз в месяц выезжал в город за продуктами и
необходимыми в хозяйстве вещами. Ника поинтересовалась, знает ли Федор, где
находится деревня Лески. «Далековато будет, – промолвил тот после паузы, во время которой
что‑то прикидывал. – Но в целом, можно за день управиться». И за вполне умеренную плату
согласился подбросить их до места, а заодно провезти и по соседним деревням.
«Вы только напишите все как есть. Правду!» – выдвинул свое условие Федор. А Стас пообещал
условленную сумму удвоить, если Федор потом привезет их обратно в город. «Да
запросто!» –
обрадовался тот возможности быстро и легко заработать.
