Однажды темной ночью, одной из тех
ночей, что наполнены колдовством, заплакал младенец. Он плакал
громко, надрывно и в его голосе явно звучала обида. Каждый
новорожденный младенец бывает на что-то обижен, обычно это обида на
грубое обращение с ним повитухи. Согласитесь, неприятно из теплого
и уютного чрева матери попасть в руки женщины, которая ко всему
прочему норовит тебя шлепнуть. Но в этот раз ребенок плакал вовсе
не из-за повитухи. Мать ненавидела его. Отвернулась, на руки не
взяла, дитя насилия, незаконнорождённый, он ей не был нужен.
Старая как мир история: мужчина
изменяет женщине, женщина хочет отомстить. И вот, в одну дождливую
ночь, она, накинув длинный темный плащ, идет к низкому домику в
окружении, больших, покрытых у основания мхом, деревьев. Она входит
немного нерешительно, потому что ей страшно, но это не удивительно,
ведь она пришла в дом ведьмы.
- Добрая женщина, - тихо зовет она,
ее голос немного дрожит. Она уже готова уйти, отказаться оттого,
что задумала, но тут из самого темного угла появляется скрюченная
фигура «доброй женщины».
- Ух, ты, какая красотка к нам
сегодня пожаловала, - хихикает старуха. Никто не знает, что она уже
давно выжила из ума и не представляет никакой опасности, даже она
сама. Единственное, что она знает и умеет – это составлять яды. Но
женщине от нее только это и нужно.
- Мне нужен яд, - с внезапно
вернувшейся решимостью говорит она.
- Яд, яд, яд. Всем нужен яд. Для
кого? Для него, для нее...- старуха опять мерзко захихикала, -
...для себя.
- Для нее, - женщина виновато
опустила голову.
В глазах старухи мелькнули остатки
былой силы и мудрости. Она видела, что женщина хочет отравить
соперницу, но ей самой до нее не добраться. Она подошла к одной из
старых, затянутых паутиной полок, поднялась на цыпочки и достала
обросший мхом флакон. Она не знала, что заставило ее выбрать самый
сильный из тех ядов, что у нее оставался. Впрочем, ведьма и не
пыталась разобраться в этом, она лишь следовала своим инстинктам и
старалась все делать во зло.
- Возьми это, подлей неверному в
суп, - снова раздалось мерзкое хихиканье, - Женщина, переспавшая с
ним в ту ночь, когда ты это сделаешь, умрет.
Женщина сунула ведьме кошелек полный
золотых монет, выхватила из ее рук флакон с ядом и выбежала вон.
Она бежала, не останавливаясь, до самого дома. Ей хотелось думать,
что ее испугала ведьма, но на самом деле она боялась того, что
задумала. Ревность оказалась сильнее страха, ее муж сказал, что
идет на встречу с друзьями, но она-то знала, что он идет к своей
любовнице, и подлила яд в вино.
Совсем другая, мелкопоместная
дворянка не слишком высокого положения, которую при рождении
нарекли Клариссой, возвращалась домой из храма. Отравленный своей
женой мужчина не солгал ей, он действительно шел на встречу с
друзьями. А встречались они, для того чтобы наказать Клариссу,
считая ее недостойной выскочкой. Причины на самом деле не важны, и
не важно, как трещала ткань на теле Клариссы, как грубые пальцы
впивались в ее холеное тело, как зубы рвали ее нежную кожу. Гораздо
важнее, что насильников было ровно тринадцать. Страшнее этого числа
была их родословная, каждый из них обыкновенный аристократ, но их
предки помески людей и монстров. Итак, для ребенка подобрался
неплохой набор ген. Зелье должно было убить любовницу отравленного
мужчины, но предполагалось, что женщина будет спать только с одним,
а не с тринадцатью сразу. Под действием магического яда, семя
насильников смешалось и оплодотворило всего одну яйцеклетку, в
довесок плод получил все таланты предков аристократов,
надругавшихся над бедной Клариссой.
Кларисса могла изгнать плод, но она
слишком любила своего бога и не посмела лишить жизни ребенка. К
тому же она ожидала скорой смерти для себя или плода так, как
выжить после того, что над ней учинили аристократы, было
невозможно, но она выжила.
