Я лежала на теплом плаще под
вывороченными корнями старой сосны, прижималась к теплому боку
волка и пыталась унять скачущие в голове мысли.
С Серым я была знакома давно,
лет восемь. Говорят, что я тогда потерялась в лесу. В воспоминаниях
остались только нора под корнями сосны, куда залезли два
перепуганных детеныша — я и волчонок. Мы сидели, обнявшись,
голодные и напуганные, когда нас нашел батюшка. Сначала он хотел
убить Серого — по щенку было видно, что из него вырастет очень
большой и лютый зверь, но я тогда так разревелась, что мне обещали
не трогать волчка. С тех пор у меня появился надежный заступник в
лесу. Серый быстро вырос в красивого и крупного волка, но ко мне
относился по-прежнему как к ребенку — разрешал кататься на его
спине, прибегал по первому зову и всегда провожал меня до полянки,
с которой была видна наша усадьба.
При воспоминании об усадьбе,
своей комнате и теплой мягкой постельке у меня в глазах
предательски защипало: вот бывает так, что всем довольна, всё
хорошо, и тут внезапно приходит чужак, и всё изчезает как утренний
туман!
Всё-же я разревелась, позорно
всхлипывая и размазывая грязные разводы по щекам. Убегать из дома я
не хотела, но и обратного хода у меня теперь тоже не было:
убежала-то я не от любимого батюшки, а от будущего жениха... И ведь
как хорошо день заканчивался!
День перед праздниками всегда
проходит не так, как обычно, а уж перед двойным праздником — тем
более. Завтра будет Летнее Солнцестояние и мой день рождения.
Вечером — званый ужин и танцы, я буду стоять рядом с батюшкой
принимая и провожая гостей, и тогда же батюшка всем объявит кто
будет моим женихом и когда свадьба. Разумеется, это будет красивый
и умный парень, отец у меня разбирается в людях... Из грёз я
вынырнула только тогда, когда батюшка сказал:
— Присаживайтесь к столу,
Боримир Быкович!
Я искоса глянула на мужика и
порадовалась, что в этот раз меня не просят приветствовать гостей
от лица женской половины рода.
— Благодарствуйте, Всеволод
Всеславович!
Голос у него оказался под стать
фигуре: тощий и сутулый гость говорил весьма тоненьким голосом, что
особенно было заметно на фоне густого и низкого баса моего батюшки.
Садясь на лавку, чиновный муж быстро оглядел присутствующих за
столом. Невольно вздрогнув, быстренько прочитала коротенькое
обращение к Предкам об избавлении от страхов — взгляд белесых глаз
оказался неожиданно цепким и тяжелым, что никак не вязалось с общим
обликом гостя.
Все двадцать человек работников
— батюшка не любил обозначения "домашняя прислуга", сидевших в
нижней столовой, дружно смотрели в тарелки и молча ели. Стучали
деревянные ложки по глиняным мискам, иногда тихо просили соседа
передать кусок мяса или ломоть хлеба. Было непривычно: гораздо чаще
общие ужины проходили под мягкие шутки и добрый смех.
Вздохнув, я грустно поглядела
на подружку Лютичку, дочку старшей нашей поварихи. Вчера
звонкоголосая Лютичка обещала, что сегодня после ужина будет петь —
тренироваться перед праздниками, и я надеялась, что смогу уговорить
ее попытаться спеть на два голоса: в нашей округе девушки старались
каждая себе выделиться, и поэтому песни на два голоса точно собрали
бы всё внимание парней на традиционных Летних смотринах ...
Из очередных мечтаний меня
опять вырвал голос батюшки:
— Благодарение Предкам...
Отец читал традиционную
благодарственную молитву, означающую окончание трапезы. Все быстро
дожевывали хлеб и отставляли миски — у большинства они и так были
пустыми, да и у остальных еды оставалось буквально на
пол—ложки.
Я тоже быстренько проглотила
оставшуюся во рту еду и вместе с остальными проговорила
заключительную часть молитвы:
