ПОСВЯЩЕНИЕ
Всем моим главным учителям – тем, кому ещё нет восемнадцати, и тем, кому тот самый «внутренний восемнадцатилетний» до сих пор время от времени устраивает забастовки.
Ваши истории, ваша искренность и ваш уникальный взгляд на мир стали красками для этой книги. Особенно хочу поблагодарить вашего Внутреннего Ребёнка – того самого упрямца, мечтателя и почемучку, – который знает правду: что лучший подарок для него не игрушка, а фраза: «Я вижу тебя. Я слышу тебя. И мне важно то, что ты чувствуешь».
Надеюсь, эта книга станет для вас таким желанным «признанием».
Эпиграф:
«Самая редкая радуга – та, что видна лишь тому, кто не боится посмотреть на свет сквозь собственную бурю».
ГЛАВА 1. БЕЛАЯ РАДУГА
На вопрос «какая ты?» губы Маши выдавали бы невнятное: «Ну… странная». Мысли – под стук дождя, смех – под его же потоки. Вкусы – мороженое с солёной карамелью и горький перец. Противоречия – ненавидела взгляды, но одиночество сжимало горло.
Могла часами растворяться в одном иероглифе, тонуть в династии Тан. А потом – резкий поворот. Взгляд – осколки стекла. Тишина внутри рвалась на лоскутки, и рождалась другая – острая, готовая рубить правду-матку. Мама звала это «меланхолик с приветом». Папа уточнял: «Невероятностная бомба. Со взрывателем где-то в душе».
Сейчас взрыватель тикал. Коридор Восточного факультета на Большом проспекте В.О., 71 пах старыми книгами, воском и… страхом. Не её – чужим, выдохшимся, въевшимся в стены. Маша вжималась в стену, стараясь стать незаметной. В ушах – гул, скрип дверей. Внутри – тихий визг: внутренний аналитик бился в истерике, а клоун-кривляка глушил его плоскими шутками.
Пальцы нашли на запястье белый браслет – гладкий, прохладный. Бабушкин подарок. «Белая радуга, – говорила она, – видишь её только тогда, когда готов увидеть неочивидное. Как свет, преломлённый в дожде». Якорь.
– Эй, ты из какой группы?
Голос сбоку – насмешливый, но без злобы. Она обернулась. Парень. Не студент. Слишком… спортивный. Куртка, мятые джинсы. Конопатое лицо, улыбка наполовину. Глаза быстрые, светлые.
– Чего тут забыла? Из тех, кто словари наизусть штудирует?
– Маша, – выдавила она. Голос будто не её. – Сдаю экзамен.
– Я Лёша. Не бойся, я не кусаюсь. Друга жду, – он кивнул в сторону аудитории. – Он у вас китаистом стал. А я тут как потерянный.
Он оказался тем, кто любит говорить. Травил байки про плавание, как проспал тренировку и приплыл первым «на зло тренеру». Маша слушала, сама удивляясь своему молчанию. Обычно внутренний критик рвал бы таких на части. Сегодня – нет. Ей нравилось слушать. Смотреть, как двигаются его руки. Видеть, как смеются глаза.
– Вам, умникам, легко, – сказал он вдруг. – Вы всё наперёд знаете. А мы, простые смертные, на ходу придумываем.
Она фыркнула:
– Легко? Я однажды так задумалась о тонах, что доехала до Ладожской. Вместо университета.
Лёша рассмеялся – громко, заразительно.
– Я на соревнованиях перепутал дорожку и уплыл не в ту сторону. Но мне один кореш старый фишку рассказал. Называется «перезагрузка».
Он посерьёзнел. Неожиданно.
– Чувствуешь, что накрывает – говоришь себе: «Стоп. Это же просто энергия. Дикая. Давай направим её в дело». И мозг ведётся. Проверено. Ты попробуй.
Перед аудиторией она попробовала. Вдох. «Волнение – это просто ток. Дрожь – это готовность». И – о чудо – тишина. Голоса смолкли. Руки не тряслись. Она вошла.
После экзамена он ждал у выхода. Прислонился к стене, смотрел на неё.
– Ну что? Помогло?
– Вроде да, – она улыбнулась сдержанно, хотя внутри всё кричало. Он ждал. Меня. – Кнопку нажала.
– Офигенно. Значит, должна мне. Сходим на скалодром?
Она взяла листок, написала свой Telegram.
На ступенях факультета, как и договаривались, её ждал отец. Он стоял, засунув руки в карманы весеннего пальто, и смотрел на лёгкие облака в майском небе. Увидев её, лицо его расплылось в тёплой улыбке – их безмолвном приветствии.
