Снег падает с неба крупными хлопьями, и в свете редких масляных фонарей Горшечного Квартала кажется, будто на городские улицы опускается пепел. Жители района давно привыкли к отвратительному запаху примесей, которые добавляют в глину, чтобы получить из нее особый кирпич, но случайному прохожему, попавшему в это место впервые, придется нелегко.
Несмотря на специфичный запах, именно Горшечный Квартал считается самой чистой и самой безопасной окраиной Рурка. Именно здесь время от времени проходят шумные ярмарки, куда стекаются все, кому есть, что предложить на продажу. Художники и мастеровые, мясники и рыбаки, фермеры и городские сумасшедшие. Впрочем, последние являются скорее оригинальным украшением подобных мероприятий. А уж про карманников, которые тоже не прочь поживиться в толпе, и речи не идет.
Ярмарки здесь идут даже зимой, ведь именно в Горшечном Квартале каждая улица выложена камнем, словно дело происходит в центре, и нет такого переулка, где не жил бы какой-нибудь умелец.
Много людей – много мусора, но в Горшечном Квартале хватает и тех, кто с удовольствием приводит свой район в порядок. Дворник здесь – это почетное звание, ведь жители южной окраины платят в казну города дополнительный налог именно для этих целей.
Но даже здесь, в светлом и уютном Горшечном Квартале, в воздухе которого частенько появляется взвесь, пахнущая вареными тухлыми яйцами, иногда происходит нечто страшное.
То, что нельзя понять. Нельзя простить. Нельзя оправдать.
Сегодня запорошенный белым снегом переулок Большой Волны стал свидетелем убийства. Тихого, незаметного. Никто не кричал и даже не стонал. Не было слышно шагов, однако следы все же остались.
Именно по этим следам в переулок пришел он. Мальчишка-подросток лет шестнадцати с угрюмым горбатым носом, сжатыми в нитку губами и лезущими на лицо волосами, черными, как вороново крыло. Облаченный в дырявый тулуп чужого плеча, он шагал по вдоль цепочки огромных следов и все время поправлял неровно сидящую на голове кепку, так и норовящую сползти на глаза.
Дойдя до конца переулка, он склонился над бездыханным телом женщины, судя по одежде – прачки, и прошептал:
– Я дождался возмездия. А дождешься ли его ты?
Снег падал с неба крупными хлопьями, и в свете редких фонарей Горшечного Квартала казалось, будто на городские улицы опускается пепел…
Томас ненавидит Глубь. Каждый раз, когда он спускается сюда, ему кажется, будто время остановилось, и в этом мире не осталось ни капли света. Черное марево мглы безвестия окутывает шакала с ног до головы, и он становится одним из многих сотен безликих теней, бегущих по узким коридорам дна Рурка.
Томас ненавидит Глубь и каждый раз, оказавшись здесь, он мечтает о том, чтобы Верхний Город рухнул ему на голову, похоронив навсегда.
Несколько плотных бумажных пакетов жгут карманы, но Томас все равно идет медленно, стараясь не вдыхать затхлый воздух этого места.
Может, поэтому он ненавидит Глубь? За то, что он спускается сюда только для того, чтобы поставить очередную порцию дури?
Может быть.
Томас – вор, но когда он пришел к Дурману с просьбой взять его на службу, королю преступного мира не нужны были такие, как он. Выбора не было, и Томас стал курьером.
Взять товар на складе в Угольных Доках, пронести через весь город и доставить в Глубь. По иронии судьбы склад находится неподалеку от сгоревшего дома Киры, и, проходя мимо, Томас каждый раз вспоминает о ней. И о Капитане.
О кошке, которую он когда-то назвал своей.
О Джеке, потерявшем всю свою яркость.
О Мэри, впавшей в беспамятство.
И о Нике, маленькой золотой птичке, преданно ждущей, когда ее кумир восстанет из мертвых, нарисованный живым.
