Гавел был средним ребёнком в большой крестьянской семье. Жизнь его была нелегка: за тринадцать своих лет знал он только болезни, работу в поле, помощь отцу и старшим братьям по хозяйству, крохи Слова Божьего да редкий отдых от всего этого в деревне Каненки, что была в пяти часах ходьбы от города Гдатска. Были у него и сёстры, что вместе с братьями то и дело донимали его. Был он щуплый и болезненный, и потому нередко избегал сложной мужской работы. «Что ж ты, Гавлуша, ни туда и ни сюда!» – язвили порой сёстры постарше. Маленькие же стояли тогда рядом, улыбаясь и держась за подол платьев старших, прячась за ними от злого взора молчаливого брата. Одна из тех соплюшек, Фини, которой было пять лет от роду, любила убегать без спроса с хозяйства и пропадать на весь день где попало. Ей доставалось за это сильно. И одним утром холодного сентября она убежала, уведомив одну из сестёр, что хочет ягод, и пообещала набрать их и принести для всех. Когда полдень был позади, а Фини всё не было, Гавела, который тогда занимался мелкой работой во дворе из-за ломоты в костях, отправили за ней. Неохотно он побрёл на её поиски.
Пройдя мимо соседских домов и поспрашивав хозяев, он узнал, в каком направлении ушла Фини. Он знал тот лес, поэтому пошёл с лёгкой душой. И вскоре исхоженную тропу разбавила трава, и он вошёл в бор. Здешние ягодные места были ему знакомы, и потому он пошёл известными путями обходить их, зовя попутно Фини. Шёл он неспеша, обходя один черничник за другим, один брусничник за другим, попутно лакомясь ягодам. Но ни сестры, ни следа её он так и не нашёл. Когда солнце уже начало медленно склоняться к горизонту, парень вышел из бора и стоял на опушке, смотря на соседнюю чащу. Он никогда не бывал в ней, только ходил мимо, но при этом слышал от других, что она богата на добра́ лесные. Решив не уходить слишком глубоко и пройтись там быстро, Гавел начал пересекать поле, направляясь туда.
«Фини!» – кричал он, плутая в густых зарослях, стараясь не отдаляться от опушки. «Фини!» – отвечало ему эхо откуда-то из тёмного нутра леса. Но в очередной раз, когда Гавел кликал сестру, он услышал что-то необычное. Это было её же имя, только оно звучало… странно. Он не мог понять, почему именно оно звучало так, но стойко ощущал, что это не то же самое эхо, которое сопутствовало ему всю дорогу. Ему казалось, что слышал он не только отражение своего голоса, но и чужой голос, примешавшийся к эху. Услышав это несколько раз, парень наполнился уверенностью, что кто-то его передразнивает. Это не была его сестра – это он знал точно. Но кто? Гавел осторожно зашагал в сторону, из которой, как ему казалось, издавался «лишний» голос.
В куче прелой листвы и жухлой травы, на странно выжженом участке поляны, куда кроны деревьев едва пропускали свет, лежала куча красной плоти. Она походила на сплавленные между собой куски мяса, медленно и без конца кровоточащего, в котором затерялись обломки костей. И хоть она и не двигалась, не пульсировала, не дышала, но понимание Гавела было стойким: перед ним нечто живое и нечто нечистое. Внезапно в этом отвратительном месиве, на стороне, что была лицом к парню, с утробным гулом надулся небольшой пузырёк из покрытой венами кожи, который быстро лопнул и обнажил тёмную полость, уходящую внутрь. В страхе он оголил нательный крест и начал по памяти читать какую-то первую пришедшую в голову молитву, запинаясь и забывая её слова.
– Стой… – раздалось слово из кучи, из той полости. Оно было тихим, но явным, и наполненным болью и несчастьем.
– Изыди, дьявол! – промычал в отчаянии Гавел.
– Я не дьявол… Убери… – голос стал женским, умоляющим.
Парень дрожал от страха и не знал, что ему делать. Все мысли покинули его, и он стоял как вкопанный, не сводя взгляда с мерзкой туши.
