Все имена, названия, и события вымышлены. Любые совпадения являются случайными.
1. Плачущая ткачиха.
Старожилы утверждают, что произошло это при бургомистре Трейманисе Вилхелмсе. Хотя другие ветераны нашего города говорят, что – при Дреге Екабсе. Впрочем, поскольку эти градоначальники правили один за другим, вероятней всего происходили эти события при них обеих.
А случилось это в Засулауксе. Старом патриархальном райончике, тогда застроенном в основном маленькими низкими и ветхими домами бедняков. Здесь, на улице Кулдигас, в доме номер два, проживала вдова по фамилии Балоде: Ирма Балоде.
И была у неё дочь, Иева.
Когда погиб в буре муж Ирмы, рыбак Валдис, денег не стало, и жильё им приходилось теперь снимать самое дешёвое, а сама Ирма ничего кроме стирки делать не умела, перебивались они кое-как с сухарей на кашу из полбы. И руки у Ирмы были по локоть красные и распухшие – от ежедневной работы. Как и глаза – от рыданий по ночам…
Но когда Иеве исполнилось десять, обнаружила Ирма, что дочь её собирает паутину по углам их низенькой прокопчённой комнатушки, и плетёт из неё нить. Из которой затем вяжет салфеточки. Крючком, который сама же выточила из большой рыбьей кости. Напильником отца. И очень даже они получаются симпатичные, только вот цветом не вышли: потому что паутина от копоти печки-буржуйки была вся напрочь черным-черна.
Подумала тогда, подумала Ирма, да и заняла у ростовщика Яниса горбатого немного денег. И купила Иеве старую раздолбанную прялку.
К счастью, жил на их улочке, по соседству, старый кузнец Руперт Эйхе. Пока не упала ему на руку огромная отливка из чугуна, заготовка для ворот ратуши, и не отсохла эта рука, был он самым известным и умелым мастером на весь их маленький Засулаукс. Ну вот, так как после этого он не смог больше ковать свои замечательные изделия, а подмастерья не пожелали содержать его в качестве наставника и учителя, и выгнали из мастерской, а жена с детьми уехала к своему отцу, в город Алуксне, вынужден он был снимать крохотную комнатку, и жить на скудное содержание, что получалось из процентов местного банка: благо, успел в момент расцвета сделать кое-какие сбережения: копил на собственный дом.
Однако ничего из старых навыков Руперт не утратил, и иногда пробивался ещё и случайными заработками. Починкой, и наладкой: будь то банальная швабра, или иностранные часы с боем. Вот ему-то Ирма и отнесла старинную прялку.
И то ли мастер Руперт был действительно – с золотыми руками, то ли кто-то свыше покровительствовал вдове и её дочери, а только прялка получилась на славу: она словно сама пряла любую пряжу! Да ещё и жужжала как весело! Хоть в пляс пускайся!
Руперт денег с Ирмы не взял, а приказал на положенный ему гонорар купить дочери пряжи. И красок для неё. Ну, и всего, что положено для ткачихи. Ну, Ирма и купила, не забыв от души поблагодарить старика.
И вот, почитай, с одиннадцати лет, Иева начала работать по-настоящему. И уж так любо было Ирме наблюдать, как дочь работает! Всё-то у неё спорилось, а уж если Иева заводила песню, так и вообще: словно всё делалось само-собой!
Начала-то малышка с кружевных салфеточек, а затем перешла и к наволочкам и покрывалам – и краше этих её изделий на местном рынке не было ничего! И Ирма, вначале робко ютившаяся с изделиями дочери где-то в тёмном уголке ратушной площади, затенённом, и попахивавшем отбросами, вскоре перешла в самый центр. Где смогла даже арендовать крытый лоток. Вскоре и кредит горбатому Янису вернули. С процентами, разумеется.
Денег теперь Ирма с дочерью получали столько, что хватало и на пряжу, и на краски, и на белый хлебушек с маслом. И даже на сливки и колбасу.
Разумеется, и про старого Руперта Ирма не забыла, и отдала ему всё, что было положено, да и сверху накинула: понимала, что если б не он – не было бы у них с дочерью волшебной прялки! Руперт не возражал, сказал только, чтобы в чужие руки прялку никогда не отдавали. Иначе может и исчезнуть волшебство: ведь он делал ремонт именно с желанием помочь девчушке, и думая только о её маленьких натруженных ручках!..