Травмпункт. Склеп для живых. Место, куда свозят осколки случайностей и последствия минутной глупости. Здесь каждый второй – ходячая повесть о нелепости бытия, а я – всего лишь новая глава, случайно попавшая в самый эпицентр рассказа.
Воздух висит тяжелым, липким пологом. Это не просто запах. Это алхимия страдания – медный, приторный дух крови, вступающий в схватку с едкой, ядовитой стерильностью антисептика. Эта гремучая смесь забивает ноздри, оседает на языке горьковатой пылью, пробирается в легкие назойливым напоминанием: ты здесь, и ты – часть этого.
Хаос здесь имеет свой ритм. Не симфония, а какофония – резкие, отрывистые команды врачей, приглушенные стоны за тонкими перегородками, металлический лязг инструментов на стальном подносе. Из-за угла доносится пьяная, бессвязная ругань – чей-то вечер явно сложился куда плачевнее нашего. Белые халаты мелькают, как призраки в этом аду сиюминутных последствий, их лица застыли в масках профессионального безразличия – единственной брони против этого ежедневного цунами чужой боли.
И посреди всего этого – я. И единственная мысль, пульсирующая в такт ноющей руке: бежать. Пока усталая медсестра пытается утихомирить того, от кого разит перегаром и немыслимой жизнью. Испариться. Раствориться в этом смрадном воздухе.
Но мое же тело – предатель – становится самой надежной цепью. Рука, та самая, что теперь лишь тупая, тяжелая и чужая ноша, висит плетью. Любая попытка пошевелить ею отзывается не просто болью. Это глухой, внутренний вопль плоти, крик поврежденных связок и потревоженных костей. Она – молчаливый и жестокий надзиратель, приковывающий меня к этому пластиковому стулу позором собственной немощи.
Рядом – Коля. Вечный спутник по зоне турбулентности, что вот уже который год следует за мной по пятам. Недалекий? Возможно. Но в его случае – счастливо недалекий. Его вселенная ограничивается парой царапин на руке и легким испугом. С ним – как будто идешь по минному полю. Можно ступить двадцать раз точно в след, и все будет хорошо, а на двадцать первый – тебя отбросит на обочину жизни с разбитой машиной и рукой, превратившейся в бесполезный придаток.
Эта дорога началась не сегодня. Она тянется из самого колледжа, петляет через годы, и на каждой развилке нас неизменно ждала какая-нибудь дурацкая история. Такие, о которых он потом хохочет, а я предпочел бы навсегда стереть из памяти.
Слава богу, хоть живы. Фраза такая же дешевая, как пластик этого стула. Жив-то я жив. Но мой друг, щелкающий по телефону, даже не догадывается, в какое черное днище воспоминаний швырнула меня эта, казалось бы, невинная авария. Его мир сузился до царапины. Мой – разверзся в бездну.
Всего лишь резкий скрежет тормозов. Осколки стекла, похожие на алмазную пыль в свете фонарей. Крик… нет, не крик. Вопль. И тогда, в тот самый миг, в мозгу, выхваченном адреналином до кристальной чистоты, вспыхнуло не это всё.
Не боль. Не страх.
Её лицо. Соня. Тот самый вечер. Другой скрежет тормозов. Не здесь и не сейчас. Давно. Так давно, что я почти убедил себя, что забыл. Почти.
Холодный ужас, что обрушился тогда. Бессилие. Тот же запах крови, но не чужой, а её. И тишина после. Глухая, всепоглощающая, звонкая тишина, в которой навсегда утонул её смех.
Я не забыл. Я помню. Каждый звук. Каждый миг того вечера. И эта авария… она просто сорвала старую, плохо затянувшуюся корку. И теперь всё это снова здесь, со мной, в этом проклятом месте, под аккомпанемент чужих стонов. Живое. Кровоточащее.
