Пролог
Город никогда не был тихим. Для тех, кто умел слушать, он был не просто скоплением бетона и стекла, а живым, постоянно меняющимся оркестром. Гул машин на дороге – как глубокий, ровный бас. Переливы неоновых вывесок легкая мелодия флейты-пикколо, наполненная почти игривым звучанием.
Голоса людей, их смех, вздохи и споры – нескончаемая импровизация скрипок. Эмоции же звучали как сольные партии. Ложь – как визжащая струна, натянутая слишком сильно. Радость – как звонкий колокольчик. А любовь… Любовь – это тихий, чистый аккорд, который ловишь лишь однажды и стараешься удержать в памяти до конца.
Алиса Воронова слышала всё. Это был её дар. И её проклятие.
Войдя в здание консерватории, Алиса замерла, зажмурившись от непривычной тишины. Несмотря на гудение голосов студентов и скрип паркета, здесь царило почти безмолвие, контрастирующее с какофонией улицы. Звуки здесь имели свою структуру и подчинялись законам гармонии, словно это была особая лечебная процедура.
Её ждала работа с роялем «Беккер» в малом зале. Инструмент капризничал: в верхнем регистре появилась фальшь, раздражавшая слух. Для обычного человека это была бы незначительная деталь, но для Алисы это стало соринкой в глазу.
Она шла по длинному коридору, где мягкие шаги утопали в толстом ковре. Браслеты на её запястье тихо звенели, словно серебристая трель. Алиса мысленно поймала этот звук, стараясь удержать его, чтобы не потеряться в окружающем шуме. Дверь в малый зал была слегка приоткрыта. Алиса потянулась к ручке, но замерла, услышав странный звук. Это был не голос и не музыка. Тонкий, дрожащий звон, напоминающий прикосновение мокрого пальца к краю хрустального бокала, наполнил воздух. Звук был невыносимым, вызывая напряжение в ушах и душе.
Алиса медленно открыла дверь. Зал оказался пустым, но на сцене стоял рояль с поднятой крышкой. Рядом с ним находился человек в дорогом костюме, который не двигался. Его правая рука была вытянута, а пальцы медленно скользили по воздуху над струнами, создавая вибрирующий, мучительный звон. Этот звук, казалось, исходил не от инструмента, а от самого человека, словно он был выражением его страха и боли.
«Он один из нас», – поняла Алиса. Слухач. Что могло так напугать его в этом безопасном месте? Внезапно человек вздрогнул, словно его ударило током. Звук резко взвизгнул до невыносимой частоты, а затем внезапно исчез. Человек исчез так же внезапно, как и появился, оставив после себя лишь абсолютную тишину.
Эта тишина обрушилась на Алису, словно физический удар. Она отшатнулась от двери и прислонилась к стене, приложив ладонь к виску. В ушах звенело, сердце бешено колотилось. Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить дрожь. Снова заглянула в зал, но он остался пустым. Только рояль продолжал смотреть на неё. Её взгляд упал на пол у сцены, где лежало что-то тёмное и бесформенное. Это была дыра в симфонии мира.
Алиса поняла. Она только что стала свидетельницей убийства.
Она осторожно вошла в зал, словно ступая по воде. Воздух был тяжелым и неподвижным, как после сильной грозы. Пылинки медленно кружились в лучах света, проникавших сквозь окно. Она шла к тому месту, к той точке, где царила абсолютная тишина. Каждый шаг отдавался гулким эхом в её голове. Её альтовое гудение, обычно спокойное и ровное, теперь дрожало от волнения.
Это был мужчина. Он лежал на полу, прижавшись щекой к холодному паркету. Его глаза были широко открыты, но в них не было ни боли, ни страха – только бездонная пустота. Полная тишина. Ни звука, ни вздоха, ни шороха. Он был мертв, но это было не просто прекращение жизни – он был словно выключен из реальности. Его присутствие в мире исчезло.
