Глава 1: Обычный день
Воздух в лаборатории был густым и неподвижным, пропахшим озоном от старой аппаратуры, пылью с книжных переплетов и горьковатым ароматом перегоревшего кофе, который уже много часов остывал в кружке с надписью «Не волнуйся, это квантовое». Свет холодных люминесцентных ламп, мерцавших с едва уловимой, но раздражающей частотой, отбрасывал резкие тени, превращая знакомое пространство в лабиринт из теней и света. Для постороннего это был хаос – грудятся проводов, мерцающие экраны осциллографов, схемы, испещрявшие маркером белые доски, словно следы безумного гения. Но для доктора Генри Фримана это был единственный порядок, который он признавал. Храм. И в то утро он чувствовал себя его усталым, почти забытым божеством.
Он сидел, ссутулившись перед главным терминалом, и вглядывался в бесконечные строки кода на мониторе. Его глаза, обычно живые и полые любопытства, сейчас были похожи на два потухших уголька, подернутых дымкой истощения. Каждый мускул на его лице, испещренном морщинами, которые прочертили не годы, а бессонные ночи и напряженные размышления, был расслаблен в выражении глубочайшей, почти метафизической усталости. Он провел рукой по лицу, ощущая шершавую щетину на щеках, и тихо вздохнул. Звук получился сухим, как шелест опавших листьев.
Еще один день. Еще один набор данных. Еще одно ничто.
Мысли его текли вяло, как патока. Он ловил себя на том, что считает количество плиток на потолке, вместо того чтобы анализировать графики рассеивания частиц. Его разум, обычно острый и ястребиный, сейчас барахтался в трясине рутины. Он был теоретиком, мечтателем, чей ум рождал вселенные на кончике пера, а не лаборантом, вечно копошащимся с железяками. Но гранты требовали результатов, а результаты требовали данных. Бесконечных, удушающих данных.
Снаружи, за бронированным стеклом окна, медленно садилось солнце, окрашивая небо в кроваво-багровые тона. Длинные, растянутые тени поползли по лаборатории, удлиняясь и искажаясь, придавая знакомым приборам зловещие, гротескные очертания. Генри вздрогнул от внезапного гула системы вентиляции, которая включалась с натужным рычанием. Сердце на мгновение заколотилось чаще, а потом снова успокоилось, подчиняясь скуке.
Его взгляд упал на запыленную фоторамку на углу стола. На ней – он сам, много лет назад, с сияющими глазами и развевающимися на ветру волосами, обнимающий женщину с солнечной улыбкой. Сара. Уголки его губ дрогнули, пытаясь сложиться в подобие улыбки, но усилия оказались тщетны. Осталась лишь горькая складка в уголках рта. Теперь его мир ограничивался этими четырьмя стенами, этим мерцающим монитором, этим тихим отчаянием.
Внезапно резко, пронзительно зазвонил внутренний телефон, разрывая тишину, как стеклорез по шелку. Генри вздрогнул, и рука его непроизвольно дернулась, опрокидывая ту самую кружку с кофе. Темная, почти черная жидкость разлилась по схемам, заливая ключевые расчеты.
– Черт возьми! – его голос, хриплый от долгого молчания, прозвучал неестественно громко. Он схватил пачку салфеток и начал лихорадочно промокать лужицу, лишь размазывая липкую сладость по бумаге. Телефон звонил настойчиво, требовательно.
– Да, я слушаю! – выдохнул он в трубку, прижимая ее плечом к уху.
– Генри, ты еще там? – раздался бодрый, молодой голос. Это был Алекс, его аспирант. Слишком бодрый, слишком полный энтузиазма. От одного его голоса Генри хотелось зашторить все окна и лечь спать на неделю.
– Где же мне еще быть, Алекс? На Мальдивах? – пробурчал Генри, продолжая бороться с кофейной катастрофой.
– Смотрю, данные с детектора Браги идут. Все в норме? Никаких аномалий? – Алекс произнес это с такой легкостью, как будто спрашивал о погоде.
