Петербург погрузился во тьму за две секунды. В офисах выключился свет, на улицах погасли фонари, остановились лифты в жилых домах и офисах, на дорогах заглохли трамваи и троллейбусы, встали поезда в метро.
Иваныч свайпнул ленту каналов в телеграме. Телефон остался единственным источником света в кабинете. Через пару минут зажужжали резервные аккумуляторы. Массивная люстра с семью плафонами загудела, выхватив черную полосу моноблока, стол, шкаф, потертый ковер. По кабинетам Смольного разлился ржавый резервный свет.
На экране смартфона, булькая и перебивая друг друга летели сотни сообщений, люди спешили рассказать о выключении электричества во всех районах города. Среди бульканья сообщений раздалась бодрая пронзительная трель телефона стационарного. Иваныч потер седые виски, пытаясь унять головную боль. Она не отпускала уже пару месяцев, пульсируя по венам и отдавая дробью в виски. Иваныч бросил взгляд на верещавший телефон. Пожелтевший от времени агрегат был родом из шестидесятых годов, когда об IP-телефонии и не мечтали. Такие безопасные «прямые линии» стояли у всех начальников в Смольном. Звонить на них мог лишь один человек – из кабинета на третьем этаже. Телефон не унимался, а его современный хромированный внук стоял в паре сантиметров как бесполезный кусок металла.
– Иваныч, видел?
Голос на том конце пластиковой трубки был усталым. Мужчина кивнул, не осознавая, что собеседник не видит его.
– Думаешь, снова шалят снизу?
– Надо разобраться.
– Так разберись, – жестко отчеканил голос, в трубке щелкнуло, и пошли протяжные нудные гудки.
Иваныч снова потер виски. Три таблетки нурофена, принятые час назад, не помогли. Смартфон ярко светил экраном в глаза. Среди сотен новых сообщений нашел контакт Алисы, булькнул ей «через 3 мин у 9» и сунул телефон в карман.
Вышел из кабинета в главный коридор второго этажа, спустился по лестнице, подминая толстыми подошвами красную ковровую ткань. На первом этаже свернул направо к рамке металлодетектора. Молодой парнишка, вытянувшийся около серой рамки, поправил фуражку и попросил показать удостоверение. Кивнул и сделал запись в пухлом бумажном журнале на стойке. Только после этого он пропустил главу комитета во флигель.
Пройдя каменный коридор, поднявшись по лестнице и свернув налево, Иваныч ускорил шаг. Девятый корпус Смольного. Голубые сводчатые коридоры, нагромождения лепнины на стенах и на потолке, золотые люстры, гудевшие желтоватым светом, деревянные закрытые двери кабинетов слева и большие белые оконные рамы справа, за которыми чернела тьма петербургского вечера. Звонница Смольного собора, темнеющего размытым пятном справа, молчала. Бетонный пол, сменивший толстый ковер, отражал шаги гулко. Спустившись на первый этаж, Иваныч сухо кивнул охраннику и, пройдя через опущенную створку турникета, открыл дверь.
В лицо саданул осенний ветер. По луже, распластавшейся на брусчатке, расходились дождевые круги. Крупные капли упали на голову и плечи Иваныча. Он спустился на скользкие круглые камни брусчатки. На стоянке уже ждал черный автомобиль с черными номерами. Он приветливо мигнул желтыми фарами.
Иваныч юркнул с дождя в теплый салон. Желтая лампа под потолком загорелась на пару секунд и погасла вместе со звуком захлопнувшейся двери. По лобовому стучали капли дождя, кляксами расползаясь по стеклу.
Через минуту открылась другая дверь со стороны пассажирского сидения. На мягкую черную кожу приземлилась его заместитель Алиса. Желтая лампочка на крыше высветила рыжие кудри. В ноздри пробрался терпкий запах кофе.
Девушка сунула один из двух стаканов шефу, а водителю передала бумагу с путевым листом.
– Сегодня положено не менее трех, выполняю норму, – смущенно улыбнулась Алиса и шумно глотнула свой кофе.
