Пролог – «Когда пламя говорит»
Часть 1 – Легенда и первый звон
Старики говорили: Колокол Войны звучит только дважды за эпоху – первый раз, когда пламя рождается, и второй, когда оно пожрёт всё, что видит.
В тот день снег не падал – он резал лицо острыми кристаллами, как будто сам воздух хотел выгнать людей с этой земли. Над полем стоял стальной звон, не похожий на колокольный – слишком глубокий, слишком тяжёлый, как сердце, бьющееся в железной груди.
Лошади рвали поводья, солдаты прижимали руки к ушам, но звук не стихал.
В центре поля – башня, чёрная, как обугленное дерево. На её вершине колыхался колокол, но не от ветра. Пламя лизнуло металл изнутри, как будто он горел без огня, и с каждым ударом по земле прокатывалась дрожь.
Тогда никто ещё не знал, что этот звон не звал к оружию – он звал пламя.
Звон продолжался даже тогда, когда крики уже стихли.
Снег впитал кровь, и белое поле стало багровым. Там, где падали люди, земля проваливалась в чёрные воронки, и из них поднимался пар, тянувшийся к башне.
Кони валялись, будто их сбило невидимой стеной. Оружие ржавело прямо на глазах, доспехи крошились, как сухой хлеб. Уцелевшие пытались уйти, но ноги тонули в рыхлой земле, и тогда их догонял шёпот – тонкий, как волос, но настолько близкий, что он звучал внутри черепа:
«Не беги. Мы уже здесь».
Из воронок, медленно, без спешки, поднимались фигуры.
Не демоны, не люди, не тени – что-то промежуточное. Черты расплывались, менялись, как вода, в которой отражаются лица. Они шли к башне, а за ними – проваливался горизонт.
На башне колокол бил последний раз, и этот удар был громче смерти.
Старый свиток пах пеплом и мышиным помётом. Чернила, когда-то чёрные, поблёкли до бурого, но слова всё ещё жгли глаза.
«Колокол звучал, и Пламя пришло. Оно взяло всё. Мы остались в тени».
Запись заканчивалась обрывком строки, будто писца прервали. Капля воска застыла прямо на слове «тени».
Молодой офицер, читавший эти строки в тусклом свете лагерного костра, поёжился. За его спиной, за спинами сотни солдат, ветер гнал через равнину низкий, почти неслышимый гул. Он думал, что это игра воображения, пока пламя костра не дрогнуло в такт этому звуку.
Он поднял взгляд. На далёком горизонте, где ночь встречалась с землёй, зашевелилось что-то чёрное.
…и звон колокола переродился.
Не глубокий, тянущий душу в землю – а резкий, сухой, как удар по стальному ведру.
Главный герой поднял голову от карты, зажатой между пальцами. На стенах Варградской заставы метался огонь факелов, а колокол бил тревогу – три коротких, один длинный, сигнал дозорных о приближении врага.
Снег летел косо, ветер рвал флаги. Внизу, за частоколом, что-то шевелилось в темноте. Люди бежали к воротам, затягивали ремни, хватали оружие.
Он смотрел в ночь и пытался понять, отчего в груди холоднее, чем на ветру. Может, это был просто сигнал тревоги… или эхо того самого звона, о котором он когда-то слышал в старой сказке.
Колокол стих, но тишина не вернулась. Её разорвали крики дозорных и лязг цепей, которыми закрывали внутренние ворота.
Варградская застава жила по уставу: тревога – значит, каждый на своём месте.
Главный герой – Кайран, двадцать семь лет, офицер пограничной стражи – стоял на деревянном помосте и вглядывался в темноту за частоколом. Там, где заканчивался свет факелов, начиналась земля, заваленная снегом, и низкая, давящая тьма.
Во внутреннем дворе всё кипело. Конюхи выводили лошадей из стойл, пехотинцы бегали от склада к стенам с ящиками стрел.
Кузнец, не переставая ковать, орал на ученика: «Быстрее, чтоб тебе Лотры глотку вырвали!».
По деревянным галереям бежали связные, стуча каблуками по доскам. Внизу повар, матерясь, вывалил на снег котёл с похлёбкой – всё равно есть сейчас никто не будет.