— Ну что за бред, стоянка же пятнадцать минут!
Я сжала ладонями голову, не до конца веря в реальность
происходящего. Ответом мне стал долгий гудок, и поезд «Новосибирск
— Адлер» окончательно скрылся из виду. А на станции Дальней
остались бетонная платформа, блестящие полоски рельсов, поросшие
рыжеватой травой холмы, безоблачно-синее небо и я. В коротеньком
топике, шортах и шлёпанцах на босу ногу. Без вещей и денег.
Одна.
За десять минут до этого
Пш-ш-ш!
Вагон дёрнуло вперёд, назад, и медленно проплывавший за окном
холмистый пейзаж замер окончательно.
— Станция Дальняя! — послышался из коридора голос проводницы. —
Стоянка пятнадцать минут.
И одновременно с этим в открытую оконную створку влетела звонкая
разноголосица:
— Пирожки, горячие пирожочки! Ржаные, с картошечкой, с капусткой!
Свежие, румяные, только-только из печи!
— Кому киселя? Кому молочка? Молочко парное, киселик овсяный, медок
липовый!
— Яблочки золотые, яблочки наливные, только с ветки сорванные!
Сочные, хрусткие, а пахнут-то, пахнут!
«Яблоки?»
Я отложила смартфон — всё равно в этой глуши сеть ни черта не ловит
— и выглянула в окно. Голая платформа из бетонных плит, между
которыми пробивалась выгоревшая на солнце трава, торговки в светлых
платках, сошедшие с поезда пассажиры — кто покурить, кто и впрямь
купить местного фастфуда. Я равнодушно скользнула глазами по
жидковатой толпе и остановила взгляд на высокой, стройной женщине с
целой корзиной яблок. Крупных, бело-розовых и таких аппетитных, что
рот мигом наполнился слюной. Даже почудилось, будто я чувствую
одуряюще вкусный яблочный дух — так пахло у бабушки в саду, когда к
ней в деревню наконец-то привозили внучку, «оттрубившую»
обязательную смену в летнем лагере. Воспоминание было настолько
сильным, что играючи отогнало брезгливость к вокзальной еде, и я,
вытащив из кошелька последнюю сотню и сунув смартфон в задний
карман джинсовых шорт, уверенно вышла из купе.
«Надеюсь, этого хватит, карточки-то здесь наверняка не принимают.
Хотя могли бы и придумать что-нибудь — переводы, например. Двадцать
первый век всё-таки, вон, даже в поезде можно запросто безналом
расплатиться».
Однако прогресс, двигаясь по стране семимильными шагами, станцию
Дальнюю явно перешагнул. По крайней мере, когда я, подойдя к
торговке с яблоками, заикнулась: «Может, вам по номеру перевести?»
— на меня посмотрели с хорошо читавшейся укоризной. Мол, что за
бред, девушка? У вас нормальных денег нет?
— Бери, дочка, — женщина радушно махнула рукой на корзину, — бери
за сколько есть, да кушай на здоровье.
И я, отдав торговке мятую бумажку, взяла взамен три верхних яблока.
До такой степени благоуханных и завлекательно румяных, что
невозможно было удержаться. Я впилась зубами в розовый бок, и
яблоко сочно хрустнуло, отгоняя панические вопли рассудка:
«Бактерии! Ротавирус! Диарея!» А от наполнившего рот медового
удовольствия я даже глаза полуприкрыла.
— Вкусно? — добродушно спросила женщина.
— Очень! — невнятно подтвердила я. — Спасибо!
— Кушай, кушай, — повторила торговка, и тут буквально у меня над
ухом раздался возглас:
— Ах ты ж! Петельку спустила!
Обернувшись, я увидела у самого края площадки дородную старуху,
восседавшую на перевёрнутом ведре, как на царском троне. В руках у
неё были блестящие спицы, у ног — корзинка, из которой тянулась
серая нить, а на спицах — вязаное прямоугольное полотно. То ли
будущий шарф, то ли юбка, кто его разберёт.
«Откуда она взялась? — нахмурилась я про себя. — Не помню, чтобы
она тут сидела, когда я подходила».
— А всё ты! — старуха между тем сердито указала спицей на сидевшую
рядом товарку, низенькую, худую и сморщенную, с торчавшими из-под
не самого чистого платка серыми волосёнками. — Вечно под руку
лезешь!
