…И пусть на куртке осядет пыль, и пусть ботинки сотрутся в хлам, пока ты веришь в меня – я жив, и пусть тебе говорят, что я – всего лишь сказка, безумный миф, мозг пожирающий страшный яд, пускай меня отрицает свет, пусть от меня отказался бог, пусть я безмолвен, и глух, и слеп, и с губ слетает последний вздох, пускай меня замели пески, пусть под ногами дрожит земля, не отнимай от меня руки, не отрекайся, держи меня.
И до тех пор, пока ты со мной, пока ты веришь в меня еще, и на губах твоих моря соль, кусает ветер поверхность щек, а сердце гулко стучит в груди, и твой румянец затмил зарю, иди за мной, лишь за мной иди.
Ищи.
Я тоже тебя ищу.
Джио Россо
30 seconds to mars – The Story
Утро началось над унитазом.
Основательно проблевавшись, я сползаю на холодный кафель. Пытаюсь вспомнить, где так налакался и по какому поводу.
Память услужливо предлагает пьяные глаза Итона, пластиковые пакеты с порошком. Всплывает фраза: «Лёгкий наркотик, попробуй, тебе понравится. Трахаться – вообще, улёт под этой дурью, парень!».
Голова раскалывается. Боль слишком сильна, чтобы быть способным быстро восстановить хронологию и суть событий.
Внезапно кадры: синие глаза Софьи… испуганные, ненавидящие, полные слёз. Это воспоминание цепляет за собой другие: её кожа, грудь…
Стоп… Что это?
Она подо мной, и я…
Что за хрень? Я что, во сне Софью… С какой стати?
Я приехал в клуб, разобрался с бумагами, интервью с менеджером, чертежи склада. Итон, Стив и три девки с ними, мы сидели за столом, пили. Когда я принял наркотик?
Когда увидел Софью.
Чёрт, это реально было. Софья вчера была в клубе. С ней её подружка и ещё пару каких-то отморозков. Один лапал её, но без драмы.
Так, дальше. Что было дальше?
Дальше её глаза. Она ела меня глазами. Ну, как обычно. А что я? Я… левой рукой ублажал одну из девок.
Господи… Мои ладони автоматически вжимаются в глазницы.
Стоп, ничего не понимаю. Если у меня была девица, то какого чёрта я вижу под собой Софью?
Тру виски́, не спешу напрягать атрофированную память – страшно.
С трудом вползаю под душ. Сперва горячий.
Снова Софья. Я сзади, она стонет… или плачет? «Мне больно, Эштон! Мне так больно!»
Твою ж мать!
Меняю положение смесителя на «максимально холодный». Стою.
Говорю себе: это сон, это просто дурной сон, ничего этого не было. Я ничего подобного не делал. Не мог. У меня извращённые мозги, мне приснился кошмар. Не было ничего.
Стою под ледяными струями до тех пор, пока меня не начинает трясти от холода. Или это отходняк?
В памяти всплывает второй пакет, и я в ванной принимаю порошок. Голый.
Снова вспышка в памяти: заламываю Софье руки, резко раздвигаю её бёдра. Она беззвучно плачет, закусив нижнюю губу.
Да что же это такое?
Меня так бьёт дрожь, что я с трудом добираюсь до постели. На ней обнаруживаю совершенно голый матрас – простыни нет. На матрасе два небольших пятна. Я наклоняюсь максимально низко, присматриваюсь, трогаю пальцем и не могу понять, что это.
Бёдра Софьи… в крови.
Рвотный позыв и ноги едва успевают донести моё тело до унитаза, чтобы я мог выблевать остатки вчерашнего дня.
Меня рвёт без остановки, выворачивает кишки наружу, а в голове отрывки, куски, картинки складываются в длинную ленту, которую словно киноплёнку я буду прокручивать в голове всю оставшуюся жизнь: этой ночью у меня был секс с отцовской любимицей. Необычный секс: я грубо трахал её. Так грубо, как ни одну женщину в своей жизни. И самое страшное, кажется, я лишил её девственности. Зверски.
Снова кафель, снова душ.
Осознаю себя сидящим на полу душевой: по лицу, голове, всему телу струятся ледяные ручьи. Мои руки то сжимают виски́, то закрывают лицо. Никак не могу до конца осознать то, что сделал. Мой мозг не вмещает этого.
