В Итирсисе: 10 января, вторник
Улице Резного Листа выпал счастливый жребий.
Жители квартала еще не ведали сошедшего на них благословения,
когда январским вечером незнакомая повозка остановилась у самого
скромного из каменных домов.
— Себастьян, скажи, что я не сплю! — воскликнула румяная девица,
спрыгивая на снежную мостовую и глядя на дом влюбленными
глазами.
— Ты в грезах не более, чем обычно, — успокоил юноша и привычно
подобрал со скамьи мигом забытые муфту, платок и мерзлый пряник с
брусникой.
Однако, и сам он осматривал дом с предвкушением новой жизни.
Трудно не испытывать волнения, когда из поместья “Ближние Улитки”
(старая усадьба и одноименное село в три десятка дворов)
перебираешься в столицу с гордым именем Итирсис.
Дом приметили месяц назад, улаживали формальности аренды, жили
на загодя собранных сундуках. Наконец, как следует облитые
родительскими слезами и напутствиями, Виола и Себастьян погрузились
в повозку. В сотый раз пообещав беречь снову не только платья, но и
все надлежащее, а также многократно отказавшись брать с собой
единственную кухарку, птенцы заскрипели прочь от ветхого гнезда.
Авантюристов сопровождал только доверенный возница, сельский
дядька, который должен доставить молодежь и вернуться с рапортом
назад.
Ключ давно грелся в нетерпеливых ладошках барышни. Виола живо
отстегнула замок и устремилась в новое владение. Едва затепля
масляную лампу со стеклянным колпаком, промчалась по сеням и обеим
комнатам на первом этаже, сунула нос в крошечную кухню и умывальню,
взлетела на второй этаж, состоящий из узенькой галереи и маленькой
спальни. За минувший месяц она мысленно обставила здесь каждый угол
и множество раз произвела перестановку. Иногда спрашивала мнения
брата, но больше для порядка и еще потому, что держать это в себе
не было моготы. Разумеется, его ответ о будущем убранстве никак на
оное не влиял.
Теперь потянуло соделать все разом: постелить половички,
вытащить мамины полосатые покрывала, повесить белые льняные
полотенца у медного таза — словом, обозначить территорию веками
сложившейся женской манерой.
Впрочем, Виола немало работала над лучшей версией себя по
выписанным в село сочинениям преуспевающих купчих, поэтому сила ее
воли была довольно развита. Девушка усмирила нашедшее ликование и
принялась первым делом топить в главной комнате печь — спасибо
хозяйке, дом сиял до последней балки, был заблаговременно прогрет,
светильники по стенам заправлены, а дрова на день приезда
рачительно подготовлены.
Затащили последние сундуки, и возница отправился искать стойло
на ночь для коня с повозкой вместе — ни конюшни, ни двора при доме
не числилось.
Без посторонних глаз Виола немедленно легла щекой на стол и
раскинула руки от края до края.
— Мое, — возвестила она блаженно.
— Месяца на три, если дела не пойдут, — любезно напомнил брат,
выгребая из холодного короба картошку в мундире и солонку.
Виола, не вставая, показала ему язык.
— Смотря чего ты стоишь как маг.
— Смотря чего ты стоишь как распорядитель, — вернул Себастьян и
продолжил обживаться с провизии.
Всякий счастливый обладатель брата или сестры без труда разовьет
сию ленивую дискуссию на три-четыре реплики вперед.
Виола сочла было себя триумфатором прений, когда под ее “Зато я
умею добиваться от людей своего!” старший брат кротко удалился в
умывальню через тесную кухню. Мгновение спустя он высунул из-за
двери чернявую голову с ультиматумом:
— Ты накрываешь ужин, иначе будешь мыться ледяной водой.
Подобающим ответом на такое душевное потрясение могли стать
только бровки домиком.
— Зачаруй бочку, пожалуйста! — (Выжидающие бровки уже со стороны
двери) — О, досточтимый Себастьян! — (Милостивый кивок, и голова
упряталась обратно).
