Человек не добр, не зол.
Древнекитайская философия
Тело моё есть не что иное,
как та часть всего существующего,
которой я могу управлять.
Лев Толстой, «Дневники»
Как Майкл оказался у этих ворот – одному Богу известно. Он очнулся от пения ангелов и поначалу решил, что уже добрёл до самых врат Рая, но вскоре до него дошло, что это были совсем не ангелы, а полицейские. В чувство молодого человека привели не райские напевы, а раздражающие слух свистки, которыми копы приветствовали друг друга, распугивая непосвящённых в причины их недовольства. Главным раздражителем для них оказался сам Майкл, растянувшийся перед дверью бокового подъезда Дворца правосудия, словно ягнёнок, которого привели на заклание. Это здание в Риме на пьяцца Кавур определённо не относится к самым посещаемым туристами, да и обычно подходы к нему перекрывает полиция. Но в этот день у Майкла получилось не только добраться до него, но и снести по пути все ограждения, отправив в купание в Тибре несколько машин, не успевших среагировать и уступить дорогу.
– Могу ли я вам чем-то помочь, синьор? – обратился к нему охранник в синей форме.
Сейчас Майкла, конечно, задержат и передадут полиции, но перед этим ради проформы поиграют в вежливость. Молодой человек раздражённо потряс головой, не ответив.
Место действия и в самом деле было выбрано неудачно. На площади перед римским Дворцом правосудия с его обращённым к реке фасадом возвышались поваленные ограждения. На самом верху этого холма сверкал непонятно откуда взявшийся микроавтобус, из дверей которого, словно из рога изобилия, высыпались золотые слитки. Всё это богатство буквально пару минут назад материализовалось перед ошарашенными полицейскими. Майкл, как только микроавтобус остановился, вылетел из него через лобовое стекло и оказался на земле, где теперь и лежал – к счастью, отделавшись только ссадинами и ушибами.
Но давайте обо всём по порядку.
С некоторых пор Майкл, тридцатидвухлетний американский репортёр, начал фиксировать в своей памяти события, не укладывающиеся в его картину мира и не поддающиеся бытовой логике. Он собирался поразмыслить над ними на досуге и найти для всего происходящего хоть какое-то внятное объяснение.
Майкл считал, и отчасти справедливо, что не обладает литературным даром, чтобы доходчиво излагать свои соображения для широкой публики, хотя его жизнь и без того развивалась по извилистой траектории: перепробовав массу занятий, он однажды решил заняться чем-то интеллектуальным – например, журналистикой. Надо признаться, что Майкл был слишком ленив, чтобы ходить на работу чётко по расписанию. Кроме того, журналистика, по его мнению, была как раз одним из таких дел, которым можно заниматься, не уничтожая никого ни физически, ни морально. Можно, если постараться. Конечно, чтобы добиться успеха, и здесь требуется принижать одних и возвышать других, чтобы греться в лучах чужой славы. Но с его ленью ему это вряд ли грозило.
Начинал Майкл в скромной региональной газете в Орегоне, потом попытался прорваться на кабельное телевидение с авторскими репортажами. Будучи моложе, глупее и поэтому активнее остальных сотрудников канала, он первым оказывался там, где затевалось что-то такое, что могло привлечь интерес зрительской аудитории. Начальство смотрело на него несколько свысока и немного насмешливо, тем не менее, если в этом был коммерческий смысл, давало ему эфирное время и микрофон. Когда Майкл вырос из орегонских «штанишек» и местные новости для него стали маловаты, это почувствовали и его слушатели. Но так совпало, что не только у них и не только в одном штате возник интерес к общенациональным и даже международным новостям.
