Капля упала на лацкан его Brioni. Аркадий Вольский с отвращением наблюдал, как влага впитывается в дорогую шерсть. Дождь? Нет. Его собственный пот, пробивающийся сквозь поры, несмотря на кондиционированный воздух кабинета. Рука дрожала. Подпись выходила кривой. Аркадий Вольский, человек, покупавший целые острова одним росчерком пера, теперь не мог ровно вывести свою фамилию на документе. Рука предательски дёргалась – не от волнения, а от того, что мышцы уже отказывали. Он бросил ручку, и она покатилась по мраморному полу, оставляя за собой тонкую чернильную нить. Тело предательски слабело с каждым днем. "От трех до шести месяцев", – слова врача звенели в ушах. Всего несколько месяцев осталось до того дня, как его тело окончательно превратится в гниющую плоть. Он сжал кулаки, но даже это простое движение теперь вызывало боль.
В кабинете главного хирурга клиники «Vita Nova» Аркадий Вольский не в первый раз. Сухопарый и чуть сгорбленный от болей в позвоночнике, он держался прямо и надменно в силу многолетней привычки власти. В свои семьдесят лет он выглядел на шестьдесят благодаря регулярным дорогим процедурам и тщательно подобранному гардеробу. Постукивая длинными ухоженными пальцами по корпусу часов Patek Philippe, подарок жены на пятидесятилетие, он холодно и оценивающе разглядывал доктора, при этом не выражая эмоций на узком, с резкими морщинами у рта, лице. Ольга Викторовна, за время неоднократного длительного общения с пациентом, знала о привычке Вольского сжимать губы в моменты раздумий, отчего глубоко вырисовывались носогубные складки. Вот и сейчас сорокапятилетняя привлекательной внешности женщина-хирург уловила его настроение. Откинув со лба черную челку с седой прядью, она положила на стол снимки МРТ:
– Ваш мозг, Аркадий Петрович, в идеальном состоянии. А вот тело… – она провела пальцем по снимку, – метастазы, отказ почек, некроз сосудов. Даже с нашими инновационными методами лечения у вас максимум полгода.
Вольский потянулся к чашке с недопитым чаем и его рука предательски задрожала:
– Я платил за возможность жить, Ольга Викторовна. Не за… паллиатив.
Доктор Климова внимательно посмотрела в серые колючие глаза пациента и нажала на кнопку пульта, приглашая движением руки взглянуть на экран, где среди приборов в реанимационной палате он увидел коматозного подростка с трубками во рту и множеством проводов к датчикам.
– Единственный вариант – трансплантация мозга. Донор: Дмитрий Седов, семнадцать лет. ДТП, смерть мозга, но тело цело. Родительница подписала согласие на операцию. Разумеется, подробности ей не доведены. Вольский впился взглядом в экран, разглядывая лицо мальчика. Тот был похож на его погибшего десять лет назад сына
– Он… будет я? После… – с трудом подбирая слова, тихо спросил. Ответ Ольги Викторовны прозвучал четко и сухо:
– Ваши воспоминания, способность мыслить – да. Его ДНК, внешность, голос – нет. Вы станете молодым с сознанием старика, – сделав паузу, добавила: – Или умрёте на операционном столе. Тридцать процентов риска остаются.
Аркадий Петрович не спеша достал из кармана перьевую ручку Montblanc и деловито осведомился:
– Где подписать?
Через пятнадцать минут он уже подходил к парковке у клиники. Куривший неподалеку личный водитель Олег Быстров, встрепенулся при виде шефа:
– Аркадий Петрович, что же не позвонили? Я бы живо к воротам подал.
– Не суетись Олег. Разговор есть.
Небрежно бросив пакет с документами в бардачок, Вольский подробно рассказал водителю о предстоящих событиях. Так сложилось, что этот пятидесятилетний бывший спецназовец со шрамом в пол лица, был единственным человеком, кому доверял Вольский.
