Тьма.
Она была не просто отсутствием света, а чем-то плотным, осязаемым, словно густой дым, заполняющий каждую клетку сознания. Максим не чувствовал своего тела – только бесконечное падение сквозь пустоту, где время потеряло всякий смысл.
«Где я?» – мысль пронеслась, как искра, и тут же погасла.
Потом – звук.
Тихий, настойчивый, будто капли воды, падающие в бездонный колодец. Кап-кап-кап. Он узнал этот звук. Дождь.
Сознание вспыхнуло, как спичка в темноте.
Перед глазами поплыли размытые пятна: мокрый асфальт, фары машин, растянутые в длинные жёлтые полосы, чьи-то крики, заглушённые шумом в ушах.
«Авария…»
Тело пронзила боль – острая, жгучая, но странно далёкая, будто происходящая с кем-то другим. Максим попытался пошевелиться, но конечности не слушались. Где-то рядом звенели осколки стекла, и сквозь треснутое лобовое окно он увидел небо – чёрное, беззвёздное, затянутое тучами.
«Я умираю?»
Мысль не вызвала страха. Только усталость.
И тогда – свет.
Не слепящая вспышка, а мягкое, тёплое сияние, словно кто-то приоткрыл дверь в тёмной комнате.
"Ты имеешь право на однократный возврат", – прозвучал голос. Без эмоций. Без осуждения.
Максим хотел спросить, кто здесь, но губы не шевелились.
"Одно изменение. Выбирай разумно".
Пространство вокруг сжалось, и вдруг он увидел их – кадры своей жизни, мелькающие, как плёнка старого кинопроектора. Аня. Лиза. Дима. Разбитые бутылки. Слёзы. Крик. Одиночество.
"Это… конец? Или начало? "
Голос не ответил.
Но где-то в глубине души Максим уже знал: ему предстоит пройти этот путь заново.
И на этот раз – без права на ошибку.
Дождь стучал по крыше кафе «Некрополь» так, будто хотел пробить её насквозь. Тяжёлые, мутные капли, похожие на слёзы, размазывали свет уличных фонарей в длинные жёлтые полосы, превращая ночь в акварельный кошмар. Максим Орлов сидел у стойки, сжимая в пальцах стакан виски. Лёд уже растаял, превратив напиток в мутноватую жидкость, напоминающую то ли лекарство, то ли яд.
"Некрополь" – название ироничное, даже слишком. Здесь хоронили не людей, а надежды. Завсегдатаи – такие же, как он: те, кто однажды свернул не туда и теперь лишь делал вид, что им не всё равно. Бармен, мужчина с лицом, словно высеченным из гранита, бросил на Максима взгляд, полный профессионального безразличия.
"Ещё?" – спросил он, даже не дожидаясь ответа.
Максим кивнул. Его взгляд упал на телефон. Экран погас, но он уже знал, что увидит: последний звонок Ани, длившийся ровно двенадцать секунд. Ровно столько ей понадобилось, чтобы понять, кто звонит, и заблокировать номер.
Он провёл пальцем по экрану, включил его снова. Фотография дочери, сделанная три года назад. Лиза в жёлтом платье, с мороженым в руках. Улыбка, которой больше не было.
"Чёрт", – прошептал он и опрокинул стакан в горло.
Жжение расползлось по пищеводу, но он даже не поморщился. Это было ничто по сравнению с тем, что творилось внутри.
Где-то за стойкой кто-то засмеялся. Смех был резким, как стекло. Максим закрыл глаза.
Перед глазами всплыло воспоминание – резкое, как удар хлыста. Три года рассыпались, как песок через пальцы. Вот она, та самая кухня. Тот самый хруст разбитой тарелки. Тот самый взгляд Ани – не гневный, нет, куда страшнее: пустой. Как будто она уже тогда знала, чем всё закончится.
"Ты серьёзно?!" – Аня стояла перед ним, её пальцы сжимали край стола так, будто она вот-вот разломает его пополам. "Ты забыл забрать Лизу из сада? Забыл?!"
"Я работал", – пробормотал он, глядя в пол.
"Работал?" – её голос дрогнул. "Ты сидел в гараже с Димой и пил! Опять!"
Он хотел сказать что-то, но слова застряли в горле. Вместо них поднялась волна ярости, горячей и слепой.
"Да пошла ты!" – рявкнул он, хлопнув дверью.
