Зима. Безымянный подмосковный военный НИИ. В служебном корпусе № 7, в котором даже в дневное время коридоры были погружены в полумрак, полковой врач Иван Петрович Семёнов сидел в своём кабинете и считал. Привычка, выработанная за годы работы с секретными материалами – сначала удары собственного сердца, потом капли дождя по окну, затем количество папок с грифом «Секретно» на столе. Тринадцать. Всегда тринадцать.
Кабинет походил на архивную кладовую – старая мебель советского образца, запах отсыревшей бумаги и дезинфицирующих средств. На стенах висели выцветшие портреты руководителей и схемы человеческого мозга, исчерченные красными и синими линиями. Лампа на письменном столе бросала жёлтый круг света на разложенные документы, остальное пространство тонуло в серых тенях.
За окном простиралась территория закрытого института – бетонные корпуса, окружённые высоким забором с колючей проволокой. Снег лежал неровными сугробами, потемневший от городской пыли и выхлопных газов. Небо затянулось свинцовыми тучами, из которых падал то дождь, то мокрый снег. Семёнов считал капли автоматически, как дышал, как моргал. Один из защитных ритуалов, которые помогали ему сохранять рассудок в этом месте.
В каждой папке перед ним лежала история исчезнувшего человека. Не погибшего, не пропавшего без вести. Исчезнувшего. Стёртого из всех картотек и реестров, убранного с фотографий, из памяти сослуживцев. Как будто его никогда не существовало в природе.
Семёнов знал этот процесс изнутри. Он сам его разработал. Сначала пропадали упоминания в документах – бюрократическая машина словно забывала о существовании человека. Потом начинали тускнеть фотографии, размываться лица на плёнке. Следом исчезали воспоминания у знакомых – сначала смутные, потом детальные. И наконец, растворялось само физическое тело, как будто оно было лишь отражением информации в картотеке.
Он открыл верхнюю папку дрожащими пальцами. Внутри – только номер: «Испытуемый 089». Никакого имени, никаких личных данных. А ведь три месяца назад здесь лежала толстая медицинская карта лейтенанта Виктора Кольцова. Двадцать два года, родом из Тулы, мать – учительница начальных классов, отец – слесарь на тракторном заводе. Призван осенью прошлого года, служил образцово, получил благодарность командования. Участвовал в эксперименте добровольно – за денежное вознаграждение, которое собирался отправить семье.
Теперь даже эти записи исчезли. Остался только холодный номер в системе учёта.
Семёнов перелистал несколько страниц. Все пустые. Раньше здесь были подробные медицинские заключения, психологические профили, результаты тестов. Сейчас – белая бумага, как будто её никогда не касались чернила.
– Система работает безупречно, – раздался голос за спиной.
Семёнов не обернулся, хотя каждая мышца его тела напряглась. Майор Белов всегда появлялся бесшумно, как привидение. Высокий, худощавый офицер с острыми чертами лица и холодными серыми глазами. Куратор проекта от особого отдела. Человек, который никогда не улыбался и говорил ровным, бесцветным голосом.
– Безупречно, – повторил Семёнов, продолжая листать пустые страницы. Бумага шелестела под пальцами, звук казался оглушительным в тишине кабинета. – А что с теми, кто помнит?
– Помнит что? – в голосе Белова не было ни капли иронии, только искреннее недоумение. – О чём вы говорите, Иван Петрович?
Семёнов медленно повернулся и посмотрел на майора. То, что он увидел, заставило застыть кровь в жилах. Ещё вчера Белов называл исчезнувших солдат по именам, интересовался ходом эксперимента, требовал подробные отчёты. Теперь в его глазах была такая же пустота, как в папках на столе. Взгляд прошёл сквозь Семёнова, словно тот был сделан из воздуха.