Захар-летописец
(Введение)
Жизнь становится историей, когда начинаются утраты. Десятого декабря 1991 года Захар Ильич Горин потерял страну, в которой прожил 54 года, девятого декабря нелепо ушла из жизни жена, с которой он прожил 27 лет. «Порвалась связь времён». Распался дом, погибла гильдия, цех, к которому он принадлежал. Цех, десятки лет сооружавший «памятники минувшему деспотизму», – гидроэлектростанции на Волге, в Сибири, на Кавказе, в Средней Азии. И всё, что составляло быт, рутину жизни, стало историей.
Привычный Горину мир, пусть несовершенный: дом, учреждение, куда ходил на службу 28 лет – всё распалось. Рвалась паутина-хранительница, паутина человеческих отношений, взаимных симпатий, уз семейных, цеховых, национальных. Эти путы, добровольно или в силу обстоятельств, связывавшие людей, эта сложившаяся иерархия ценностей, пусть не во всём справедливая, позволяла Горину «облокотиться на мир», надеяться, уповать на завтра. Паутина рвалась, и впереди мерещилась пустота.
Писать о людях, сохраняя их имена, дело деликатное и рискованное. Но поскольку нет никакой истории, кроме историй отдельных людей, автор сохранил реальные имена, кроме собственного имени. Авторский псевдоним введён, чтобы уйти от местоимения «я»: писать о себе, не приукрашивая, вряд ли возможно. Это будет не история, а психология.
Утром 9 декабря 1991 года Захар Ильич Горин приехал из командировки с Саяно-Шушенской ГЭС. Вечером того же дня погибла в автомобильной аварии его жена Ольга. Кто-то сказал: «От хорошей жизни не запишешь». Жизнь стала очень плохой, и Горин «записал». После похорон взял отпуск за свой счёт и к сорока дням со дня гибели жены написал и издал малым тиражом книгу об Ольге. Отпуск кончился. Надо было возвращаться «в хоровод». На восемьдесят первый день после гибели Ольги Захар Ильич с одним коллегой вновь вылетали на Саяно-Шушенскую ГЭС
Разруха в авиации к 92-му году была в самом расцвете. Так что перелет длиной в четыре тысячи километров, да ещё с пересадкой был делом нетривиальным. Время рейса на Красноярск за 80 дней поменялось. Горин с коллегой вылетели в три часа дня 29 февраля, и около двенадцати ночи приземлились в главном красноярском аэропорту Емельяново. В Петербурге погода была весенняя, снега почти не было. В Красноярске – минус двадцать четыре. Ветер. Вышли на улицу. Автобуса нет, интервал между рейсами – час. Холодно. Ехать в город особого резона не было: завтра утором – снова в этот аэропорт или рядом – в аэропорт Черемшанка, чтобы лететь дальше. Решили идти в гостиницу аэропорта. Гостиница то ли ремонтируется, то ли совсем развалилась и закрыта навсегда. На втором этаже светится одно окно. Дёрнули ручку двери. Открыто. По тёмной захламлённой лестнице поднялись на второй этаж. Женщина-сторож разрешила переночевать в коридоре на пыльных диванах под негасимой назойливой лампой без абажура, висящей прямо над диванами. Куда ни повернёшься – лампа светит в глаза. В шесть утра по-местному (два часа ночи по-московскому) встали, пошли выяснять обстановку. Обстановка была сложной, но не безнадёжной. Прямого самолёта в Саяногорск не было. Удалось купить авиабилеты на Шушенское на 11 утра. От Шушенского до Черёмушек на автобусе часа два. Правда неизвестно, будет ли автобус.
Через час самолёт Ан-24 приземлился в Шушенском. Боже, до чего заросла сюда народная тропа. В былые времена толпы паломников прилетали на священное место ссылки Ильича. Нынче беломраморный зал аэропорта пуст, самолёты прилетают в райцентр Шушенское только из Красноярска и не каждый день. Ура! Автобус есть, но только до Сизой. Это противоположный берег Енисея. Но там есть переправа по гребню плотины Майнской ГЭС. Майна – центральный посёлок «большого Саяногорска». От Майны до цели путешествия – посёлка Черёмушки рукой подать – двадцать километров.
