Пролог
Свет понемногу разрывал
безвестность, в которой она плавала. Сначала это было похоже на
едва заметное пятно, которое появилось за пеленой мрака и несмело
плавало там, будто боялось подступиться ближе. Постепенно оно
окрепло, набрало силу. Первый толчок яркой вспышки больно прошелся
по векам, словно натянутая струна – по оголенным нервам.
Она вскрикнула – и тьма снова
проглотила ее.
Постепенно, свет вернулся, на этот
раз настойчиво толкался сквозь завесу. Тьма изо всех сил
противилась ему, но в конце концов, уступила.
Когда последняя преграда
беспамятства растворилась, она снова закричала, остервенело
зашарила вокруг. Пальцы утопали во влажной земле, вырывали клочья
травы. Ноздри наполнились ароматом прелого леса, грибов,
беспощадного папоротника, в котором не выживало ничего, кроме ему
подобного.
«Где я?»
Вопрос прозвучал за гранью сознания,
простой и сложный одновременно. Два слова, плевое сочетание звуков,
на которые не ответит разве что новорожденный младенец, но ответа
на них не было. И чем сильнее она будоражила память в поисках
ответа, тем жарче растекалась агония.
Тело сотрясла первая судорога. Она
расколола хрупкое сознание, словно молния, потянула на дно, где не
могла выжить ни одна здравая мысль.
Откуда-то справа раздался лай,
следом – рык.
Звери шли за добычей. Она не
понимала, откуда знает это, если не в состоянии вспомнить даже
собственное имя, но была абсолютно уверена, что так рычат н’дарские
зверодавы, когда их спускают с цепи.
И она знала, что сегодня они взяли
ее след.
Она открыла глаза – и отшатнулась,
когда в нескольких сантиметрах от лица с громким лязгом сомкнулись
тяжелые челюсти. Зверодав смотрел на нее красными, наводненными
крошечными зрачками глазами, слюна обильно стекала с его морды.
— Спокойно, - прошептала она, но
тварь уже встала в стойку и разомкнула челюсти.
Желание обмениваться с гончей
любезностями напрочь отпало.
Зверюга громко залаяла. Под напором
несущихся во весь напор туш затрещали кусты, земля заходила
ходуном. Не прошло и минуты, как на зов товарища явились еще
шестеро. Повинуясь вышколу и инстинкту, зверодавы окружили
жертву.
Отрезали пути к бегству.
Она зажмурилась.
«Кровь, защити меня!»
Ну же!
Сжала и разжала пальцы.
Должно что-то произойти… Что? Она не
знала. Но это всегда срабатывало.
Что-то в ее крови всегда вступалось,
когда ей грозила опасность.
Что-то, о чем она тоже забыла.
Что-то, что учуяли н’дарские
гончие.
Выразительный свист заставил
зверодавов сомкнуть челюсти и степенно усесться на землю. В
мгновение ока превратились в ручных питомцев, выполнивших свое
предназначение и ожидающих вознаграждения. Но несмотря на их
показное и внезапное дружелюбие, она и не помышляла о побеге.
«Зачем я хочу убежать? От кого или
от чего?»
Кроны чернолистного клена склонились
над ней непроницаемым покровом, где-то за ним угадывалась еще более
густая пелена сизого тумана. Она не знала наверняка, вечер сейчас
или раннее утро, но отчего-то была уверена, что такое разноголосье
терпких запахов знаменует закатную пору. Что за нелегкая притащила
ее на ночь глядя в самую непроходимую чащу? Кто и за что натравил
на нее зверодавов, для которых человеческое мясо – лучшее
лакомство?
И почему не дает разорвать честно
пойманную добычу?
Зверодавы хором забили по земле
хвостами-плетками. Каждый заканчивался здоровенным ороговелым
наростом-колотушкой. Она помнила, что одного такого удара даже в
пол силы, хватит, чтобы превратить грудную клетку в месиво. Но
твари послушно ждали приближение хозяина.
Она зажмурилась, попыталась
вспомнить молитву. Память живо подкинула по меньшей мере десяток
разных.
Ничего не стоящих.
Абсолютно бесполезных.
На краю оврага, в который она, судя
по боли во всем теле, свалилась кубарем, появилась мужская фигура.
Его лицо утонуло в полумраке, белоснежная, кое-как заправленная в
кожаные штаны рубашка выделялась на фоне общей серости
болезненно-светлым пятном. Ботинки на тяжелой подошве выглядели
так, будто он только-только сунул в них ноги и не потрудился
зашнуровать. Темные волосы падали на лоб, надежно скрывали
взгляд.
