Дар чародея

.

В этой жизни я искала только одного, любви… неважно какой — любви детей, мужчины, матери, подруг, окружающих людей, животных… только ее…. Только ради любви мне хотелось жить дальше, существовать в этом жестоком и суровом трехмерном мире. Лишь любовь близких и далеких людей, возможность и желание одаривать ею в ответ давали мне силы терпеть невзгоды и идти по тернистому жизненному пути…

.

.

.

.

Российская империя, Воронеж, 1847 год

усадьба Михайлово

.

Прошествовав мимо дворецкого, Сергей на ходу стянул шляпу и перчатки. Протягивая их слуге, мальчик приветливо улыбнулся и велел:

— Илларион, будь любезен, отдай перчатки прачкам. Я испачкал их, когда катался.

— В чайной вас дожидаются, барин, — заметил вежливо дворецкий, беря из его рук шляпу и окидывая добрым взором худощавого высокого паренька, которому на вид было лет двенадцать.

— Кто же? Я вроде никого не ожидаю.

— Не могу знать, Сергей Михайлович, — ответил Илларион. — Сказали, что ваши родственники.

— Родственники? — удивился Сергей, ничего не понимая. Ведь он остался единственным наследником графов Чернышевых после смерти родителей восемь лет назад. Двоюродный дядя по материнской линии, Борис Львович, который все эти годы был его опекуном, скончался неделю назад. — Весьма странно.

— И я так думаю, барин, — согласился слуга. — Служу у вас уже семь лет и ни о каких родственниках Чернышевых не слыхивал.

Сергей кивнул и, похлопав дворецкого по плечу, быстро направился по помпезному широкому коридору в чайную залу, которая служила для первичного приема гостей и предваряла ореховую гостиную. Распахнув высокие двери, мальчик вошел в уютную комнату, стены который были обиты изумрудным шелком.

В кресле у дивана сидела приятная немолодая дама в строгом сером платье и черной шляпке. Рядом с нею стоял высокий мальчик лет двенадцати с темными вихрами и в простом костюме.

— Здравствуй, Сереженька! — ласково воскликнула пожилая дама ее голос был очень молод. — Меня зовут Велина Александровна.

— Мы знакомы? — нахмурившись, спросил мальчик, осматривая пришедших.

— Я твоя прабабушка, а это твой родной брат, Никита Михайлович, — ответила дама, чем вызвала неподдельное удивление не только на лице Сергея, но и у второго мальчика.

— Я не понимаю вас, — вымолвил Сергей.

— Бабушка, что вы говорите? Я родственник графа Чернышева? — опешил Никита.

— Да. Ты такой же сын Мишеньки, как и Сережа. Вы родились в один день, двенадцать лет назад в этом доме, — объяснила Велина Александровна. — Вот, у меня есть все метрики и документы, — она полезла в небольшую бархатную сумочку и достала дряблыми руками какие-то бумаги. — Сегодня же мы вызовем адвоката, и он восстановит справедливость и оформит все надлежащие бумаги. Вы будет жить вместе, мои голубки, как графы Чернышевы, и я с вами. Теперь опасность миновала и можно выйти на свет.

— Но этого не может быть, — пролепетал Никита.

Все это время он думал, что он сын умершего плотника, и они жили с бабушкой Велиной в маленькой деревеньке под Орском, в нищете. Мало того, все жители деревни недолюбливали их, хотя и ходили за лечебными снадобьями к его прабабушке, которой этой зимой стукнуло семьдесят. Деревенские дети Никиту побаивались, и никто не играл ним, считая его таким же ведьмаком, как и его бабушка. Хотя кое-чему бабушка Велина его и научила, все же мальчик скрывал ото всех свои умения, ибо не хотел, чтобы окружающие люди, которые и так не жаловали их, возненавидели его. Никита помогал бабушке делать крынки и снадобья, ловил рыбу для продажи в лавке местного купца. Все эти годы они жили в бедности, перебиваясь с хлеба на воду.