Паромщик смотрел вдаль, где виднелись на фоне голубого безоблачного неба сияющие купола деревенской церквушки. Вокруг было тихо, ни одна птица своим щебетанием не нарушала покой. Речная гладь отражала, словно чистое зеркало, деревья и кустарники. Только легкая рябь от проплывающих возле парома уток смазывала на мгновение четкую картину, отпечатавшуюся на воде.
Старичок, убаюканный безмолвием, сидел, прислонившись к столбу.
– Поторопись, Ивашка, – подталкивала бабушка Софья сонного внука.
– Мама, он бежит, как может, успеем, не бойся, – худая женщина средних лет защищала сына, с благодарностью смотревшего на нее.
Паромщик встрепенулся и встал со своего места. Оглядывая с ног до головы женщин в длинных платьях, он приветственно кивнул, а мальцу подмигнул. Роясь в ветхих карманах, нащупал залежавшуюся там карамельку, достал и протянул на шершавой ладони мальчику. Бабушка пригвоздила ребенка взглядом, от чего тот весь скукожился и потупил взгляд. Паромщик растерянно проговорил:
– Доброго утра вам, угостить можно парнишку?
– И вам здравия желаем, не приучайте его к излишествам. Скромности во всем пусть учится с малых лет, – пожилая женщина поправила платок на голове, затянув его потуже, и мельком бросила колкий взгляд на свою дочь и внука, которые молчали.
– Вам на тот берег?
– А куда же еще? Прогуляться мы бы и в другом месте могли. Дело у нас важное, – таинственно ответила она. – Агриппина, помоги Ивашке, а то еще споткнется, упадет. С него станется.
Агриппина, одной рукой придерживала ситцевое платье, цепляющееся за коряги, а другой взяла сына за руку и помогла ему перебраться на паром. Пока вредная бабушка Софья отсчитывала мелочь, завязанную в носовой платок, паромщик сунул мальчику в карман штанов конфетку, заговорщицки улыбнувшись. Ивашка сглотнул от страха, боясь быть наказанным. Но никто не увидел этой передачи.
Мальчик озирался по сторонам: он первый раз переправлялся на другой берег. Было и страшно, и радостно на душе. Ивашка пытался поймать взгляд мамы и бабушки, но те застыли в одной позе, смотря в сторону берега. Восхищение от увиденного сменилось тоской, казалось, что даже вокруг стало вмиг темнее, хотя на небе не было ни облачка. Уткнувшись себе под ноги, он вздыхал, пока паром не приткнулся к берегу.
– Сынок, пойдем, – вырвав из раздумий, зазвучал голос над ухом.
– Спасибо, – бабушка Софья ссыпала в ладонь паромщика несколько мелких монет. – Через два часа будем, дождитесь нас.
– Угу, – промолвил старичок и натянул берет на глаза. – Как раз посплю немного.
До церквушки было недалеко, но детские ножки все время оступались и спотыкались о дорожные камни. Подгоняемый женщинами, Ивашка считал шаги, но постоянно сбивался. Потом он поднял глаза и решил, что с березами будет проще:
– Раз, два, три, четыре…
Он плелся позади, бормоча под нос. Когда количество перечисленных деревьев перешло за сто, мальчик запнулся и остановился. Но у бабушки будто глаза были на затылке. Она вмиг сделала замечание, что Ивашка всех тормозит, а у них важное дело. Какое это дело – мальчику было неизвестно. Что вчера вечером, что сегодня с утра бабушка Софья и мама о чем-то шептались как заговорщики.
– Пришли, смотри, какая красота!
Иван увидел массивные резные двери. Одна створка была чуть приоткрыта, оттуда доносилось пение. Над дверью висела икона. Но самое неизгладимое впечатление произвела на него колокольня. Бабушка сразу ему сказала, что туда пускают только по большим праздникам. Видя, как понравилась внуку церковь, она разрешила осмотреть территорию, а потом зайти внутрь, где они его будут ждать. Баба Софья и Агриппина отстояли службу, написали записки и вышли из церкви. Ванька так и не появился. Они обыскали все вокруг, расспрашивали людей. Женщины пожертвовали нищему немного мелочи и хлеба и узнали от него, что мальчишка ходил возле храма, а потом исчез. Куда он делся, было загадкой.
