C 25 августа 2013 года любительское увлечение археологией на территории РФ оказалось за гранью закона. Федеральным законом №245-ФЗ была ужесточена ответственность за незаконное проведение работ в целях поиска и изъятия археологических предметов.
Была введена уголовная ответственность за незаконные поиск и изъятие археологических предметов из мест залегания на поверхности земли, в земле или под водой, повлекшие повреждение или уничтожение культурного слоя. Также была введена административная ответственность за незаконный оборот археологических предметов.
Вступление
Зачем мне это все было надо
Военная археология меня впервые заинтересовала в 15 лет. Я тогда учился в обычной школе и параллельно ходил на занятия к репетитору, учительнице немецкого языка в одной из московских гимназий. Немецкий я учил с нуля и за полгода добился неплохих результатов. Но мне не хватало стимула, чтобы интересоваться языком по-настоящему. Как-то Нина Александровна мне рассказала, что ее старший сын состоит в военно-патриотическом клубе, и они каждый год весной ездят на раскопки по местам боев. Военная тема меня волновала всегда, поэтому я захотел побольше узнать о немецкой армии, а начать решил с военных терминов и строевых команд на немецком языке.
В 18 лет я поступил на факультет журналистики МГУ. Наконец-то я стал студентом! Но уже совсем скоро оказалось, что студенческая жизнь без приключений слишком пресная. Сессии, пересдачи сложных экзаменов античной литературы и грамматики русского языка – это, конечно, вещи экстремальные, но они быстро заканчиваются. Сдал – и забыл. Я тогда еще не видел себя в профессии, не пробовал себя серьезно в журналистике. Мне не хотелось наблюдать и описывать события, я мечтал действовать. К деньгам и карьере я в то время относился достаточно прохладно: не было задачи выживать в большом городе, пробиваться в Москве и набираться творческого опыта. Учился – и уже хорошо. Где-то на 2-м курсе я понял суть профессии пишущего человека – писать нужно только о том, что пропустил через себя. Чтобы опустошить стакан, надо его чем-то наполнить. И поэтому девушки-журналистки, пишущие о политике и экономике, критикующие власть и события в стране, но сами не имеющие представления об этих темах, тогда вызывали, да и сейчас вызывают у меня только иронию. Мы все тогда были как пустые стаканы. Многие ругают журналистов за поверхностность суждений, за легкомысленность, за неглубокое знание предмета. Это зачастую справедливо.
На журфаке МГУ подавляющее большинство студентов – это девушки. Юноши есть, но их всего 10—20%. Причем все студенты-журналисты весьма начитанны, знают как минимум один иностранный язык, разбираются в текущей политической ситуации, знакомы с бизнес-процессами в СМИ и смело берутся освещать сложные общественные явления. Но при этом мало кто из них держал в руках что-нибудь тяжелее диктофона. Они даже не вникают в законы жизни, которая протекает за пределами МКАД. Пишущая работа – это все, что им нужно. Факты создаются из воздуха, зарплаты создаются из воздуха. Это нечестно.
Я понимал всю порочность нашей профессии. Кстати, еще на 1-м курсе один из преподавателей нашей кафедры телевидения и радиовещания прямо на семинаре предупредил нас: «Запомните, журналистика – не самая лучшая профессия, а журналисты – не самые лучшие люди». Это был своего рода демотиватор. В молодости не хочется совершенствоваться в том, что не считаешь самым лучшим. Но и бросать учебу тоже не хотелось, потому что все-таки было интересно. И я решил, что нужно обязательно доучиться до конца, доучиться честно. А получив диплом, можно будет решить, кем быть.
