– Сударыня! Сударыня, вам дурно? – приятный баритон прорвался сквозь окружающую темноту.
Я попыталась разомкнуть веки. Получилось далеко не с первого раза, будто я забыла, как это делать. А разлепить одеревеневшие губы, чтобы ответить, оказалось и вовсе невозможно.
Организм, словно чужой, отказывался подчиняться.
– Дайте ей что-нибудь под голову, – велел всё тот же баритон.
Почти сразу я почувствовала, как осторожно приподнимают мою шею, подкладывая под неё что-то мягкое. Вслед за этим вернулось ощущение рук и ног. А затем я открыла глаза.
Пространство вокруг было тесным и тёмным, а ещё раскачивалось, то и дело подпрыгивая. Будто я ехала в старой легковушке по бездорожью. Но ехала не одна. Надо мной склонились трое – двое мужчин и женщина.
– Поднесите фонарь поближе! – снова приказал баритон.
В полумраке я не могла разглядеть лица мужчины, только абрис, но воображение дорисовало аристократический нос и красиво очерченные губы. Слишком привычно он отдавал приказы, будто не сомневался, что их исполнят незамедлительно.
Полумрак разогнал жёлтый свет фонаря. Да, мужчина действительно оказался хорош собой. Его тёмные глаза, смотревшие прямо на меня, завораживали.
– Вот, выпейте, – он ненадолго отвлёкся, а затем приложил к моим губам горлышко термоса.
Я уловила пряный аромат трав и ещё что-то сладкое, но смутно знакомое. Послушно сделала глоток горячего чая, мгновенно пробежавшегося теплом по замёрзшему телу. Несколько мгновений спустя тепло сменилось жаром, а затем пламенем лесного пожара.
Я резко села, открыла рот и жадно задышала, стараясь хотя бы немного охладиться и погасить пламя. Но тщетно.
– Перцовый чай даже мёртвого поставит на ноги, не то что худосочную барышню, – усмехнувшись, мужчина отсалютовал мне термосом и убрал его в сумку.
Мне не понравилась эта усмешка, откровенно-снисходительная, без грамма сочувствия. Так на меня уже кто-то смотрел, но я не могла вспомнить кто. Я вообще ничего не помнила. Ни имени, ни места, ни даже куда направляется это транспортное средство. Только поняла, что это не машина. Слишком просторно, вместо сидений – деревянные лавки.
Я сумела забраться на одну из них, рядом с женщиной. Напротив сидели мужчины. Тот, с приятным баритоном, но неприятным характером, исподволь меня рассматривал. Сам при этом делал вид, что уснул. Ага, за полминуты.
Откуда-то мне были знакомы подобные уловки. Я их не любила, но тоже использовала. Память ворочалась с трудом, будто огромный каменный жернов. Я толкала его изо всех сил, но всплывали лишь смутные детали, из которых невозможно понять главное – кто я и как здесь оказалась.
Попутчики выглядели странно, словно сошли с экрана исторического фильма. Век так девятнадцатый. Неприятный тип был одет в длинную дублёнку без пуговиц, под ней виднелось серое двубортное пальто, брюки в клетку и высокий воротничок белой рубашки, прихваченный галстуком. На втором я разглядела чёрное пальто с пелериной на спине. А на голове – цилиндр.
У соседки слева я видела только подол тёмного платья, достававший почти до пола, а сверху – то ли мантия, то ли накидка. Чтобы разглядеть, мне пришлось бы повернуть голову. А я, по примеру неприятного типа, делала вид, что сплю, и наблюдала за незнакомцами сквозь прикрытые веки.
Уже в последнюю очередь догадалась рассмотреть свою одежду. Она тоже мало походила на современную. Платье светлее, чем у соседки. Мне показалось, что ткань поистёрлась от частых стирок. На бедре, где заканчивались колючие шерстяные чулки и начинались панталоны, что-то царапало кожу, то ли край заплатки, то ли неровно заштопанная прореха. Поверх платья на мне был плащ с капюшоном и завязками у горла. Слишком лёгкий по сравнению с одеждой других пассажиров. Как впрочем, и обувь явно не по погоде.
