Отчетливо помню единственный кошмарный сон за всю свою долгую и счастливую, который снился однажды в начальной школе, когда только-только начали знакомиться с большими числами. Летел в том сне к бесконечности будто в окружении самых больших из этих чисел, и стоило только начать их считать вслух, как скорость ужасно увеличивалась, буквально до головокружительной. Нужно было просто замолчать, тогда сразу всё приходило в равновесие и открывалась внутренняя красота числовых последовательностей. По мотивам тех личных переживаний автором и написано сиё творческое недоразумение, со скромной надеждой развеять любые страхи начинающих математиков перед царицей наук: just for fun.
Туман скользил по колеям дороги, словно холодный плющ, подталкивая Анну вперёд. Она вышла из автобуса на пустой остановке у обветшавшего указателя «Княжево» и замерла, вслушиваясь в тишину, заполненную шорохами. Пахло влажной землей и гниющими листьями: запах, который она не вдыхала целых пятнадцать лет. Каждый шаг отдавался эхом по заброшенным дворам, напоминая, что она стерла своё детство до стерильного белого пятна.
Дом дяди Бориса стоял в конце улицы, почти прикрытый багровым зарослями сирени и акации. Окна первого этажа были забраны ДСП, а вторые – заколочены крашеными досками. Когда-то в них отражалось летнее солнце и детский смех, теперь же они смотрели на мир пустыми углами. Анна прислонилась спиной к обшарпанной двери, и впервые заметила – в стене между гостиной и кухней зияет небольшая, почти незаметная прямоугольная плешь: замурованное отверстие, о котором она помнила лишь обрывки сновидений.
Сердце пульсировало так громко, будто подскакивало к горлу. Друзья по переписке не верили, что она действительно вернулась: мол, городских пыльных улиц хватало и без этой деревни-призрака. Но для Анны этот забытый уголок всегда оставался лабиринтом воспоминаний, из которого она сбежала подростком, оставив позади слёзы и шорох ночных шагов. Она не собиралась впервые за пятнадцать лет останавливаться и смотреть в прошлое, но едва оказавшись на пороге знакомого дома, поняла: назад дороги нет.
Внутри царил полумрак. Солнце касалось пыльных занавесок лишь лениво, подсвечивая в воздухе миллионы летучих частиц. Анна вытерла ладонью лоб, чувствуя, как по руке пробежала дрожь. Шаги отдавались пустотой: половицы скрипели, будто сообщали друг другу новости пятнадцатилетней давности. Она прошла в гостиную и сразу узнала старую буфетку, заваленную стеклянными банками с соленьями: тётя Люба, как обычно, собиралась делать капусту. Только теперь никто не приносил дичайших капустных вилков, и банки стояли глухо и безмолвно.
Анна подошла к замурованному участку стены. Слишком ровная кладка – здесь явно выломали дверь, а потом заложили новый кирпич. Она ощупала выступающие края шва, провела пальцем по шероховатой кромке. На мгновение подумалось: “Здесь лежит мой последний страх”. Внезапно сзади прозвучал тихий стук. Она обернулась – коридора не видно: темнота расступилась, и в его глубине онемела старенькая люстра.
Анна едва успела шагнуть назад, когда внутри стен словно зазвенел отголосок: неслышный шёпот, пронзительный и скользящий по мозгу. Ей показалось, что кто-то зовёт – звонко, едва различимо. Она наклонилась, вслушиваясь, и чья-то дрожащая фраза сорвалась с губ: «Верни меня…»
Она сжала руки в кулаки, чувствуя, как по коже растекается холод. Дверь в прихожую закрылась сама собой с глухим хлопком. Шаги у входа прозвучали слишком громко, как будто кто-то бежал вниз по крыльцу. Анна дёрнулась, хотела крикнуть, но вместо её голоса в голове зазвучало чужое дыхание – тяжёлое, прерывистое, оно шло за ней по пятам.
