– Молодой человек! И долго мне за тобой бежать?
В прежней реальности, которую теперь здесь все называют «тот свет», меня безумно раздражал звон будильника. Я терпеть не мог, когда в самый сладкий момент, в приятный и спокойный предутренний сон врывался противный писк этого мерзкого изобретения человека.
Так вот, будильник по сравнению с Оружейником – это ничто. Куда тому бездушному предмету до нашего Льва Антоновича, который в силу своего возраста и неуемной энергии встает раньше всех (а может, и просто не ложится) и начинает собирать, преумножать и распределять. Первое он делает раз в пять активнее, чем второе, а второе – раз в десять охотнее, чем первое. Третьего же действия он старается избегать как ненужной роскоши.
– Я говорю вам, молодой человек: таки отдайте мне то, что вам не нужно. – Ну вот, он перешел на «вы». Сейчас кому-то не повезет. – Вам оно ни к чему, а мне надо.
– Мне сказали взять с собой флягу, – уже немного неуверенно ответил молодой голос. Понятно, на этот раз Оружейник вцепился в кого-то из «волчат». Жалко парня, пропал он. – Мне Наемник велел.
– Так пусть тот Наемник вам ее и дает, боже ж мой! Что мне его «надо» перед моим «оприходовано»? Ему надо, а отвечать кто потом будет? Лев Антонович? Таки пришлет ко мне Сват своего арапа сверить баланс – и все. И мое сердце сделает «шлеп» только при одном виде этого проверяльщика. А что вы хотели? Он в точности такой, каким мне мама в детстве описывала нечистого. Или того хуже – отправят меня вон в ту желтую кубышку, что за воротами стоит и занимает пространство. В мои годы быть овощем – это дело обычное, не спорю, но я-то не хочу, чтобы так случилось!
– Антоныч, и сколько уже можно нудить? – Ага, это уже Одессит к разговору подключился. – Что вы докопались до этого мальчика, который только и знает, что хлопать глазами перед вашей экспрессией? Дружище, верни ты ему ту баклажку, чтоб его стошнило, честное слово. Я тебе свою отдам, самодельную. Поверь мне, она не хуже, чем та, что у тебя в руках, и мне для тебя ее не жалко, у меня большое сердце.
– Жора, так и живите вы с тем своим сердцем еще сто лет, – пожелал Одесситу Оружейник. – Если вам не жалко своего добра, так это замечательно, это характеризует вас как высокоморальную и социально оптимистическую личность, с такими людьми, как вы, стоит жить под одним небом. Больше скажу: даже под одним потолком. Но мне верните ту фляжку, которая стоит у меня на балансе.
– Нате, – оборвал речь Оружейника «волчонок», и обрадованный кладовщик, судя по топоту, побежал в свои закрома. Как водится, получив желаемое, он уже добрые слова вхолостую не тратил – это нерентабельно.
– Что за человек? – Одессит зевнул. – Сам не спит и другим не дает.
– И не говори, – поддержал его томный женский голос. Ну да, наш живчик спать ложится на одном конце города, а просыпается на другом.
– Солнце встало, и мы встаем!
О, а это уже Дарья, та самая крепкобедрая и полногрудая женщина, которая нам с Наемником еду приносила, когда мы рейдеров в засаде ждали.
Она за последнее время забрала в свои цепкие руки почти все внутрихозяйственные дела, да так серьезно, что мне на нее даже жаловаться приходили. Правда, эти жалобы не возымели успеха, поскольку стенания пяти девочек из хороших семей, которые на «том свете» ничего тяжелее вилки и коммуникатора в руках не держали и чистосердечно полагали, что еда растет на деревьях в том виде, в котором ее подают на стол, тронуть мое сердце не смогли. Напротив, они меня порадовали. Жалобы означали одно: молодец Дарья, правильную линию гнет. Впрочем, ничего удивительного: в прошлой жизни Дарья была директором детского дома, причем явно неплохим.
