- Рянка! - хрипит поблизости мужской голос. - Рянка!
Недовольная, поворачиваюсь на другой бок. Пытаюсь вернуться
туда, где я вспарываю облака, густые и мягкие, будто взбитые
сливки. Где дурманящий воздух свободы бьет в лицо, порождая внутри
беззвучный, востороженный вопль! Где послушный моим желаниям дракон
взмывает ввысь прежде, чем чувство оформилось в связную
мысль...
- Чё дрыхнешь, когда постояльцы некормлены! А ну вставай,
дурында ленивая! Гости сами себя не накормят!
Дракон ускользает в небеса, но перед этим бездушно сбрасывает
меня в колючие шипы реальности.
В первый момент пробуждения пытаюсь понять, кому предназначены
прозвучавшие слова. Кто позволяет с собой так грубо обращаться?
Не перечит, не возмущается. Будто так и надо.
Я бы за такое обращение пригрозила разбирательством с трудовой
инспекцией. Или пообещала устроить знакомство с папой Мишей, самым
сильным и грозным мужчиной среди цирковых коллег.
И вонь здесь такая, что дышать невозможно...
Черт, где я вообще?
Открываю глаза и различаю в полумраке, заполненном незнакомыми
запахами и звуками, бородатого мужика, протягивающего ко мне
огромную пятерню. Это от него, одетого в тряпье, смердит потом и не
стиранным бельем.
Я не успеваю задуматься, как в мою однушку на пятом этаже мог
проникнуть бомж. Срабатывают рефлексы.
Нырнув под загребущие лапы, быстро спрыгиваю с кровати, случайно
уронив мужика. Приземлившись на четвереньки, вскакиваю на ноги и
кидаюсь к открытому дверному проему, за которым виднеются каменные
стены, слышится человеческий говор и звуки губной гармошки.
Я не дома, это факт!
Успеваю сделать всего пару шагов, как ноги путаются в
бесконечных, длинных юбках, и я падаю на колени.
Откуда на мне юбки, ёшки-матрешки? Сроду их не носила!
Начинаю быстро-быстро перебирать ногами и руками, чтобы успеть
добраться до людей, пока меня не поймал бомж, но одежда, зараза,
мешает двигаться быстро!
За моей спиной раздается кряхтение и зычный рев:
- Куды побЁгла! Перед народом меня позорить вздумала?! Стой,
припадочная! А ну стой, говорю!
Внезапно меня скручивает болевой спазм. Его источник понять
невозможно, потому что болит все одновременно. Будто каждую
клеточку тела пытает изощренный, всесильный палач.
И хотя моему болевому порогу завидовали все коллеги поголовно,
сочетание боли, неожиданности и ужаса я не в силах перенести
молча.
Когда мой голос разрезает пространство, понимаю, что во время
сна мой хрипловатый альт поменяли на тонкое, высокое сопрано. От
этого факта пугаюсь больше и ору еще громче. Точнее, даже не ору…
Пищу!
На мой писк собираются мужики. Краем глаза замечаю ряд грязных,
поношенных сапог прямо перед собой, а чуть выше — залатанные,
бесформенные штаны.
Я в логове бомжей?!
От накатившей паники окончательно дурею.
Словно сквозь туман, до меня доносятся голоса:
- Хорош мучить девку!
- Кончай уже!
И вдруг боль отпускает меня также внезапно, как и появилась.
Меня тут же выворачивает наизнанку.
Я, словно подкошенная, падаю на пол без сил, наплевав на то, что
рядом содержимое моего желудка и что каменные плиты на полу
высасывают последнее тепло из моего жалкого тела.
Боль ушла, но забрала с собой все силы. Закрываю глаза и жадно
глотаю воздух. Пытаюсь отдышаться и соединить свое прошлое с
настоящим. Соображаю лихорадочно, как я могла здесь очутиться.
Вчера поздним вечером мы с цирковыми отметили последнее
представление в турне. Свое огненное шоу я отработала без единой
помарки!
Помню поздравления в баре. Помню, что на радостях немного
перебрала. Точно помню, как возвращалась домой на такси, а
потом…
Вспышка, скрежет металла.
Я попала в аварию!
Тогда почему в момент пробуждения я не ощутила боли?
И почему я в замызганном трактире, а не в больничной палате?
