Как вообще можно жить без швабры?
Серафима отжала тряпку в ведро, бросила ее на пол, начала
елозить по крашеным доскам.
Тонкая ткань майки от пота прилипла к спине, а трусики врезались
между ягодиц, жара в доме стояла невыносимая. И как так она
умудрилась растопить печку, что теперь дышать нечем?
Тетушка, конечно, подсуропила – кстати, это ее слово. Короче,
повезло, одним словом, Симе с теткой. Вышло все строго по классике:
«Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…», ну и
так далее, все знают.
Заболела тетушка как раз за два дня до Нового года. А из всех
немногочисленных родственников именно Серафима оказалась самой
свободной. Ни детей, ни мужика, даже котенка нет, конечно, на неё
можно повесить всё и всех.
– Ты чего, Серафима? Мне стыдно за тебя, – телефонный звонок
мать начала именно так, с уничижительного тона. – Это наша одинокая
родственница, сестра бабушки, мы обязаны ей помочь в трудную
минуту. Кто знает, вдруг в нашей жизни случится такое, не дай бог,
конечно.
А вот это был камень в огород Серафимы.
Именно на это мать и намекала, что ее старшая дочь встретит
старость, пусть не в частном доме в деревне под названием
«Косогоры», что на двадцать пятом километре от города, а в своей
однокомнатной квартире на девятом этаже. Это сути не меняет, но так
оно и будет.
А все почему? Потому что Сима, в отличие от младшей сестры, не
имеет двух детей, мужа и собаку. И она не летит встречать Новый год
в Таиланде, как мать.
Сима встала на колени, продолжила свой каторжный, по ее мнению,
труд. Она, конечно, вызывала такси, заплатила бешеные деньги,
примчалась к тетке после работы. Как раз двадцать девятого декабря,
в день новогоднего корпоратива, на который, естественно, Сима не
пошла.
Молодая женщина вновь прополоскала тряпку, устало отжала ее в
ведро. А ведь было куплено платье, кое-как нашла свой «прекрасный»
пятьдесят второй размер.
Приличное, не «шлюханское», как выражается ее коллега Ольга
Юрашкина, свободного кроя, приятного и модного бежевого цвета. До
этого освежила прическу, волосы отливали пепельной белизной,
добавила ресничек для объема и оформила брови.
Было важно чувствовать себя женщиной, и если рядом нет и не
намечалось мужика, это не повод не быть красивой. А Серафима
Виноградова любила быть женщиной, пусть и пятьдесят второго
размера.
Да кому сейчас она тут нужна со своей красотой? Разве что гусям
в загоне и псу на цепи, которого у тетки не было.
Виноградова ехала в деревню, сжигая миллион нервных клеток, увы,
не килокалорий, и готова была уже встретить остывшее тельце
старушки, но ее встретила бригада скорой помощи. И вполне так
бодрые наставления родственницы.
– Сима, деточка, эскулапы забрать меня хотят, что-то сердечко,
говорят, барахлит. Но ты останься присмотри за хозяйством, я там
все на листочке написала на комоде, ты почитай и как что –
звони.
Эскулапы подтвердили факт о неважном самочувствии семидесяти
восьмилетней старушки и что лучше лечь в больницу, обследоваться
досконально сейчас, чем тридцать первого числа.
– Ну, чего вы хотите, девушка? Преклонный возраст, надо
понимать. Дай бог всем дожить и быть в здравом рассудке.
Нет, Виноградова сомневалась, что доживет.
Сима понимала, но состояние шока не отпускало еще долго. Тетя
Зоя махнула рукой и укатила под вой сирены, оставив молодую женщину
на «хозяйство».
Список, написанный аккуратным почерком, был внушительным. Первым
пунктом – торжественно обведено кружком и подчеркнуто два раза –
было покормить гусей в пять вечера. Вторым – помыть полы после
врачей, а то натоптали. С гусями у Серафимы не сложилось еще с
детства, когда она приезжала в деревню, а они ее гоняли по двору,
всегда щипая за ягодицы.