Сумеречный, неухоженный и пропитанный затхлостью лес настороженно наблюдал за бредущими сквозь его владения мрачными личностями. Едва видимая под ногами странников тропка вела их к какой-то весьма отдаленной и ведомой только им цели. Нарядная осенняя позолота уже заметно тронула листву кустарников и деревьев. Однако дремучая чащоба от этого не выглядела ни более радушной, ни мало-мальски умиротворённой.
Вообще-то, трудно было назвать лесной пущей ступенчатые террасы тучной земли, выложенные из обтесанных и хорошо подогнанных каменных блоков. Когда-то эти полосы наносного грунта, плавно опоясывающие склоны гор, кормили тысячи виноделов, вместе с оравой их многочисленных домочадцев. Однако нашествие ненасытной и безжалостной филлоксеры напрочь истребило здешние плодоносные виноградники. И, оставшиеся не у дел виноградари, разбрелись по всему Белому Свету в поисках счастья, пропитания, благополучия и достатка. А заброшенные террасы, за долгие десятилетья запустения, поросли дубами, платанами, клёнами, ежевикой, крапивой и терновником. И только лишь изредка попадались старые, толстые виноградные лозы, цепляющиеся за ветви соседствующих с ними платанов. И устремляясь ввысь по могучим стволам и ветвям деревьев, эти лозы неприметно растворялись среди буйной листвы загустевших, раскидистых крон. А свисающие с верхних ветвей виноградные грозди удивляли своим крайне близким соседством с уже дозревающими платановыми серёжками.
Я медленно пробирался сквозь заросли кустарников, стискивая в продрогших ладонях «Винчестер» модели тысяча восемьсот семьдесят третьего года, который когда-то завоевал Дикий Запад. За мной тихо ковылял мой непутёвый товарищ Степан Андреевич Тягни́беда, прикрывающий от напастей и опасностей мой слабо защищённый тыл. Острые колючки затаившейся в высокой траве ежевики уже напрочь изодрали мои замшевые мокасины и прикупленные намедни джинсы «супер райфл». А выпавшая с утра обильная роса никоим образом не поднимала моего настроения, поскольку мои драные брюки промокли почти что до самого паха.
Я тихо проклинал в порядке иерархии чёртову дочку, чёртову маму и совсем недавно вышедшую на заслуженный отдых чёртову бабушку. Далее в этом скорбном списке моих «попечителей» следовал скромный виконт Сте́фан Та́генберг Поле́сский, который по старой дружбе и втянул меня в эту безнадёжную авантюру.
Вы с удивлением спросите: «Кто же он такой, этот загадочный заграничный виконт Тагенберг?»
Отвечу, Вам как на духу: «Это мой лучший друг и товарищ, Степан Андреевич Тягнибеда, он же самозваный украинский дворянин и былинный тернопольский богатырь. Он же в придачу и обольститель распрекраснейших дам, и неистовый записной дуэлянт. Он же вдобавок и олух Царя Небесного, а также и двухметровый изворотливый Фигаро. Он же и неподражаемый шут гороховый, и доморощенный полесский философ-мыслитель. Он же врождённый вдумчивый дипломат и истинный виртуоз филигранного блефа. И ко всему прочему, он же укротитель как заносчивых наглецов и бессовестных подлецов, так и необъезженных жеребцов, и свирепых собак. К моему глубочайшему удивлению, он ещё и оказался непревзойдённым фехтовальщиком и превосходнейшим стрелком. Ну, что я ещё позабыл прибавить к реестру достоинств и недостатков моего приятеля? Ах, да! Степан Тягнибеда – мой добрый Ангел Хранитель, вытащивший меня из сотни переделок и передряг, в которые сам же меня перед тем и втянул. Какой-нибудь зануда упрекнёт меня, что тернопольская область не является полесской. Но дело в том, что Степан хоть и считался уроженцем Тернополя, но родился в маленьком полесском селенье Дубки, буквально на самой границе с Белоруссией. Может быть, когда-нибудь я и напишу о всех моих злоключениях строго в хронологическом порядке. Но только не в сегодняшний сумасшедший день, который даже мне неведомо, какими сюрпризами может к закату окончиться.
