1 ЧАСТЬ.
ПРОЛОГ. Дом семейства Ли
Я всегда думала, что знаю, что такое дом. Для меня – это запах маминой запечённой рыбы по воскресеньям, громкий смех папы до поздней ночи и тёплый уголок на старом диване, где я учила уроки. Но за год до моего совершеннолетия мой обычный, «ничем не выдающийся» дом поменялся местами с миром, о котором мы раньше только слышали в новостях – новостями о банкротствах, разорённых компаниях и людях, которые ночью уходили с пустыми руками.
Папа раньше владел большой фирмой. Он работал с партнёрами, заключал сделки, строил планы на десять лет вперёд. А потом – как будто кто-то выкрутил свет – всё рухнуло. Кредиторы, судебные тяжбы, упущенные сроки. В один год миф о стабильности стал пеплом. Мама пыталась держаться, делала вид, что всё под контролем, но я видела, как её улыбка с каждым днём становится тоньше. Отец перестал шутить. Он по-прежнему был добр, но рядом с ним витала усталость, которую невозможно было спрятать.
Когда мама впервые сказала о предложении, я услышала в её голосе не просто деловую необходимость – я услышала страх.
– Это не по нашему желанию, Хикари, – шептала она, когда мы сидели в нашей крошечной кухне и пили зелёный чай. – Но пойми, для нас это шанс. Шанс вернуть безопасность, сохранить дом, твою учебу, нашу жизнь.
Мне говорили о сыне партнёра отца – семье Ли. Говорили тихо, будто это сплетня.
– Отец и два сына, – повторяла мама. – Они уважаемые люди. Но я слышала… старший растрёпанный, эгоистичный, ловелас. Младший – моложе, спокойный, хотя, ты его знаешь. Их отец, господин Ли Бокджу, строг, но, говорят, справедлив.
Слухи, конечно, не делают человека. Но слухи – это первое впечатление, это фон, на котором разворачиваются наши решения. Я знала имена: Соджун – старший, тот самый, о котором шептался весь район. Леон – младший, его имя слышалось в разговорах как «тот, с кем у тебя была школа». Леон. Мы действительно учились в одной школе – и всегда сидели за одной партой, делили тетрадки и мечтали о мелочах. Он был лучшим другом детства: тихий, искренний, всегда готовый подставить плечо, когда мне было тяжело. Разве это не странно – переехать в дом, где живёт человек, который стал для меня чем-то большим, чем просто знакомый?
Наш приезд в дом Ли был как вхождение в чужую вселенную. Массивные ворота, ухоженные аллеи, дерево, затеняющее подъезд, – всё это было идеальным кадром для чужой жизни. Я держала в руках небольшую сумку и папины ключи; папа сам довёз нас до ворот, а потом остановился и, держа меня за плечи, сказал:
– Ты знаешь, что мы делаем все правильно. Если тебе будет трудно – говори. Мы всегда будем готовы принять тебя назад.
Его глаза были спокойными, но в них было столько боли, что я едва сдержала слёзы, лишь безмолвно кивнув.
Первой встретил господин Ли Бокджу. Он стоял на крыльце, ростом выше большинства мужчин, с расчётом в каждом движении. Его лицо было строгое, но когда он улыбнулся – а он улыбнулся мне, – в этой улыбке было нечто тёплое, почти отеческое. Он прошёлся со мной по дому, осматривая комнату, разговорившись о моих привычках, предпочтениях, о том, как ему важно, чтобы я чувствовала себя комфортно. Его голос был ровным, но ни разу не снисходительным.
– Ты не бремя, – сказал он однажды, и эта фраза застряла у меня в голове.
Суровый, но добрый – именно так мне и рассказывали о нём. Только увидев его лично, я поняла: строгость и доброта могут уютно сосуществовать.
Соджун появился позднее, как и полагается старшему брату в любой драме – с лёгкой опозданием и с улыбкой, которая была больше маской, чем выражением души. Высокий, с ухоженной внешностью, он приветствовал меня с такой уверенностью, что мне сразу захотелось отступить на шаг. Его глаза блестели, но не вежливо – в них читалась игра, привычка привлекать внимание и испытывать власть. Он говорил мало, но каждое слово было отточено, как камень ювелира. Когда он прикоснулся к моей руке – лёгко, как проверил температуру – я почувствовала ледок в груди. Это было не враждебно, и не тёпло – это было опасно.
