Варя
Тороплюсь домой, с радостным трепетом сжимая в кармане хрустящую
синенькую купюру – аж две тысячи рублей. Нежданный подарок – помыла
всего три окна, но хозяйка, поначалу критически осмотрев рамы и
стекла под разным углом – нет ли разводов, осталась довольной, еще
и заплатила сверху. Обещала позвать меня в следующий раз, а еще
рассказать своим подружкам о «старательной девушке с низкими
расценками». Мне польстила ее похвала. С тех пор, как я взялась за
подработку - мыть окна, поняла, как много людей не любят это дело,
а некоторые, кто живет выше первого этажа, боятся высоты и им проще
нанять мойщика. То есть мойщицу. То есть меня.
Если эта клиентка выполнит свое обещание и сработает сарафанное
радио, то можно рассчитывать на более-менее хороший заработок до
наступления холодов. А зимой я придумаю что-нибудь еще. Надо,
кстати, поблагодарить Лидию Петровну за то, что посоветовала меня
своим знакомым. Еще и за сынулькой моим присматривает, когда нужно.
Хорошая у нас соседка, добрая, не скандальная, даже когда мы с
Виталькой шумим. Жалко ее – своих детей нет, а за меня и Егорку
переживает не хуже родной бабушки. Без нее и ее помощи сидели бы мы
с мужем и Егоркой на одних сухарях.
При мысли о Егорке губы сами растягиваются в улыбку. Он у меня
такой лапочка. Тихий спокойный ребенок. Как только взяла его на
руки, прижала к груди и поняла – мой малыш, мой и больше ничей.
Через неделю ему исполнится семь месяцев. Совсем большой.
День сегодня такой солнечный, деревья золотые, небо голубое. И
настроение от всего этого отличное. Я иду почти вприпрыжку по
краю тротуара, потому что там больше опавших листьев. Они весело
шуршат под ногами, подлетают и рассыпаются в стороны от легких
пинков, и даже мои далеко не новые кроссовки смотрятся
гармонично среди осенней пестрой мишуры. Болтаю пакетом с
перчатками и моющими средствами в такт шагам и улыбаюсь прохожим.
Ловлю ответные улыбки и заинтересованные или удивленные взгляды.
Мне хорошо, пусть всем вокруг тоже будет радостно.
Сокращаю путь через дворы. Подхожу к дому, и тревожное
предчувствие змеей расползается в груди при виде кучки галдящих
соседей возле моего подъезда. Увидели меня, закивали, расступились
и тут же окружили.
- Варюша, что же это делается?
- Варенька, мы думали полицию вызывать. Ну это же невозможно! И
стучали, и звонили, и грозились – не слышит твой. Музыка орет на
весь дом.
Настроение резко падает, и я возвращаюсь с небес в реальность.
Так и знала. Опять жалобы на Виталю. А между тем я еще не все
выслушала:
- У меня вот голова разболелась от вашего бац-бац.
- А у Светки с соседнего подъезда дети уснуть не могут.
- Разве так можно? Хоть свет вырубай.
- Вот пожалуемся в управдом, и свет-то вам отключат! Все равно,
поди, не платите коммуналку-то.
Эмоциональные жалобы соседей оглушают. Искривленные
недовольством лица мелькают перед глазами, и в какой-то момент у
меня начинает кружиться голова. Зажмурилась что есть мочи,
сдерживаясь, чтобы не закричать: «Виталик взрослый мужик! Как я
могу заставить его что-то делать или не делать?.. Он вас-то никогда
не слушал, посторонних людей…»
Я, кажется, побелела, потому что голоса стихли. Кто-то с одной
стороны, а кто-то с другой поддерживает меня за локти, ведут до
лавочки, усаживают. Теперь, когда соседи поутихли, я отчетливо
слышу те самые бац-бац-бац. Сомнений нет – звуки Арии, сменившиеся
Рамштайном, доносятся из нашей квартиры. Басы бьют по окнам,
грозясь выбить стекла, и, кажется, вся наша старенькая панельная
пятиэтажка содрогается от каждого удара бит.
- Накинулись на девку, лица на ней нет, ироды, - сочувствующе
гладит меня по спине Мариванна, соседка с верхнего этажа, еще
недавно кричавшая громче всех остальных. – Посиди, Варенька,
отдохни. С работы идешь? – я кивнула. – Эх, не бережешь ты себя.
Вон какая худенькая, слабенькая. Мужик должен так пахать и семью
обеспечивать, а он ишь че вытворяет… дармоед. Ведь такой молодой, а
работать не хочет. Лишь бы выпить…
